Год в Провансе
Шрифт:
В конце концов я нашел выход: надо пристально следить за движениями женской головы. Если после двух поцелуев она замирает, я почти уверен, что положенная квота выбрана, но на всякий случай еще некоторое время не выпрямляюсь, чтобы не попасть впросак.
Моей жене приходилось еще труднее, ибо она являлась принимающей поцелуи стороной и сама должна была определять, сколько раз подставлять щеку и подставлять ли ее вообще. Как-то утром, спеша в булочную, она услышала у себя за спиной крик, обернулась и увидела, что к ней несется наш штукатур Рамон. Приблизившись, он остановился и демонстративно вытер руки о штаны. Жена решила, что он желает обменяться рукопожатием, но, даже не взглянув на протянутую руку, Рамон с большим жаром троекратно расцеловал ее. Ну как тут угадаешь?
Когда с поцелуями покончено, можно приступать к беседе. Корзинки и сумки ставятся на землю, собаки привязываются к столикам кафе, велосипеды и орудия труда прислоняются к ближайшей стене. Все это совершенно необходимо, потому что ни один серьезный разговор невозможен без использования обеих рук: с их помощью обозначается конец предложения, ставится ударение, добавляется подтекст, и, наконец, они просто украшают речь, которая без жестов оставалась бы только скучным шевелением губами, что, разумеется, не может удовлетворить ни одного провансальца. Благодаря разнообразным взмахам рук и бесконечно выразительным движениям плеч за беседой двух местных жителей можно следить издалека и, не слыша ни слова, легко, понимать, о чем идет речь.
Существует вполне определенный и хорошо разработанный язык тела, с которым нас в свое время познакомили наши строители. Один из самых популярных жестов — колебание руки в вертикальной плоскости — в их исполнении означал что-то вроде пункта об ограничении ответственности, когда речь шла о деньгах или сроках, но на самом деле он имеет еще множество значений. С его помощью можно описать состояние своего здоровья, отношения с тещей, проблемы на работе, выразить мнение о ресторане или дать прогноз относительно будущего урожая дынь. Когда обсуждаемая тема не особенно волнует говорящего, колебания кисти едва заметны и, как правило, сопровождаются презрительным подъемом бровей, но если речь заходит о чем-нибудь важном — о политике, странном покалывании в печени или о шансах местного гонщика на победу в Тур-де-Франс, — они становятся гораздо более энергичными. Взмахи рукой в этом случае сопровождаются легким колебанием верхней части туловища и выражением хмурой сосредоточенности на лице.
Во время споров и нотаций активнее всего используется указательный палец, установленный в одно из трех основных положений. Неподвижный, жесткий и задранный вертикально кверху прямо под носом у собеседника, он будто говорит: внимание! осторожно! все совсем не так, как вы думаете. Если быстро потрясти этим пальцем из стороны в сторону так, что он становится похожим на взбесившийся метроном, это будет означать, что ваш оппонент совершенно неправ и скорее всего плохо информирован. Для того чтобы высказать правильное мнение, палец следует перевести в горизонтальное положение и несколько раз ткнуть им в грудь заблуждающегося, если это мужчина, или остановить его в нескольких миллиметрах от груди, если вы разговариваете с женщиной.
Для того чтобы сообщить, что вам надо уходить, необходимы обе руки: правая двигается вниз, левая — вверх и на полпути ударяет в ладонь правой. Это более мягкий вариант известного и весьма неприличного жеста, производя который нужно пытаться согнуть левую руку в локте и одновременно препятствовать этому движению, взявшись правой за левый бицепс (прекрасные образцы этого выразительного жеста мы наблюдали во время многочисленных конфликтов, то и дело возникавших в августовских пробках).
Завершает беседу обычно обещание созвониться: три пальца прижимаются к ладони, а большой и мизинец оттопыриваются, и вся эта конструкция, изображающая телефон, подносится к уху. Затем следует прощальное рукопожатие, суета с сумками, собаками и велосипедами, а метров через пятьдесят навстречу попадается очередной знакомый, и вся история начинается сначала. Неудивительно, что аэробика так и не стала популярной в Провансе: местным жителям вполне хватает физической нагрузки, которую они получают во время десятиминутного разговора.
Наблюдая за повседневной жизнью нашей и нескольких соседних деревень, полной таких вот забавных мелочей, мы совершенно утратили вкус к новым открытиям и приключениям. Когда так много интересного происходит прямо у вашего порога, стоит ли отправляться куда-то ради осмотра достопримечательностей? Наши лондонские друзья, любители телепередач о путешествиях, часто и с некоторой досадой напоминали нам, что от нашего дома совсем недалеко до Нима, Арля и Авиньона, до Камарга с его розовыми фламинго и до Марселя с его bouillabaisse. Они явно не верили, когда мы объясняли им, что у нас нет времени на поездки и к тому же мы не испытываем особого желания таскаться по соборам, фотографировать памятники и превращаться в туристов. Однако из этого правила имелось и исключение: была одна экскурсия, которую мы совершали с большим удовольствием. Нам с женой очень нравился Экс.
Сначала дорога, похожая на штопор, поднимается в гору. Она слишком узка для грузовиков и слишком извилиста для тех, кто спешит. Кроме одного-единственного фермерского дома, вокруг которого пасутся нечесаные козы, вдоль дороги нет ничего, на чем мог бы остановиться взгляд: только серые камни, зеленые дубы и удивительно чистый, прозрачный воздух. Потом по южному склону Люберона дорога спускается вниз и у подножия холма вливается в RN7 — знаменитую Nationale Sept [115] — любимое шоссе гонщиков-любителей, на котором ежегодно гибнет множество водителей. Об этом лучше не вспоминать, пока, мигая поворотником, дожидаешься возможности вывернуть на трассу.
115
Национальное номер семь (фр.).
Эта дорога и ведет в Экс, в конце превращаясь в самую красивую улицу во всей Франции. Кур-Мирабо прекрасна в любое время года, но эффектнее всего она в период с весны до конца осени, когда ветки платанов, смыкаясь над головой, образуют светло-зеленый туннель длиной пятьсот метров. Мягкий, рассеянный свет, четыре фонтана, расположенные вдоль центральной линии, классические пропорции — ширина улицы согласно рекомендации да Винчи равняется высоте стоящих на ней зданий — все это создает такой цельный и гармоничный образ, что совсем не замечаешь катящихся по дороге автомобилей.
Кур-Мирабо — единственная известная мне улица, где произошло естественное географическое разделение работы и отдыха: в зданиях на ее теневой стороне располагаются банки, страховые компании, агентства юристов и продавцов недвижимости, а на солнечной — множество кафе.
Мне нравились почти все кафе, в которых мне довелось побывать во Франции, даже жалкие деревенские забегаловки, где мух больше, чем клиентов, но самую большую слабость я испытываю к заведениям, тянущимся вдоль Кур-Мирабо, и особенно — к кафе «Дю-гарсон». Несколько поколений его владельцев, видимо, предпочитали складывать деньги в чулок, а не транжирить их на никому не нужное обновление интерьера, которое во Франции обычно выражается в замене дерева на дешевый пластик и установке нелепого освещения. В результате кафе выглядит точно так же, как выглядело и пятьдесят лет назад.
От дыма миллиона выкуренных здесь сигарет высокий потолок приобрел приятный карамельный оттенок. Бар облицован блестящей медью, столы и стулья отлично отполированы бессчетным количеством локтей и ягодиц, а официанты носят длинные фартуки и страдают плоскостопием, как и положено настоящим официантам. Внутри сумрачно и прохладно — это отличное место, для того чтобы выпить что-нибудь в тишине и подумать. А кроме того, там имеется терраса, где постоянно происходит занимательнейший спектакль.