Год зеро
Шрифт:
Миранда больше не рисовала в воображении долину смерти. Здесь, на высоте, время для полевых цветов еще не пришло. Но первые экспедиции спускались много недель назад и докладывали, что на равнинах травы доходят до колен, и что дикий скот телится, и что реки коричневые от стоков. Их сообщения, переданные издалека по коротковолновой связи, напоминали о радио былых времен или трансляции с Марса: они были насыщены треском статических помех и каким-то космическим свистом, а под конец — тишиной. Прошло уже почти две недели с тех пор, как они слышали весточку «оттуда». Тем не менее Лос-Аламос мог наблюдать за продвижением исследователей через спутник. Три экспедиции достигли своих целей, повернули обратно и сейчас держали путь домой. Что-то они поведают?
Жизнерадостные и предприимчивые жители Лос-Аламоса вовсе не напоминали обреченных. Каждый из них был сейчас смертельно болен: все добровольно сделали прививку «Серума-III». Начался отсчет трехлетнего срока, по истечении которого, если не будет найдено лекарство, вирус их погубит. Но именно здесь и теплился источник их веры. С выжившими связались и стали понемногу приглашать их. Жатва началась. Ответ был близок. И они верили.
Сберечь эту веру оказалось непросто. На всем протяжении зимы в Лос-Аламос забредали «стеклянные» люди. Так их называла Тара. Некоторые были паломниками и сбившимися с пути странниками, привлеченными городскими огнями. Другую часть пришельцев составляли добравшиеся пешком бывшие соседи и коллеги. Они были пассажирами потерпевших крушение грузовиков печально знаменитого конвоя, то есть не теми выжившими, которых так ждал Лос-Аламос, а лишь новыми жертвами чумы. Не было нужды встречать их в «лунных» скафандрах и помещать в камеры лабораторий биозащиты. Обладая временным иммунитетом, Миранда и ее коллеги устроили хоспис по уходу за умирающими. Свободных коек в городе хватало с избытком.
Уход за инфицированными был страшной работой, но в какой-то мере искупительной и очищающей душу. Наблюдая, как сквозь прозрачную кожу пациентов становятся видны кости, как бьются сердца под ребрами, отслеживая последние вздохи, люди сознавали, что придет день и их закат будет таким же. К апрелю все беженцы умерли. На площадке для гольфа выросло кладбище: табличек с именами было немного — лишь у тех, кого помнили. Как бы там ни было, их уход свидетельствовал об окончании великого вымирания. А вскоре пять экспедиций были отправлены на разведку в Америку.
Дожидаясь возвращения изыскателей, жители Лос-Аламоса не сидели сложа руки. Столько всего надо было сделать: вести учет запасов, пересмотреть программы исследований, планировать эксперименты, следить за спутниками, передавать радиосигналы. Нести в мир слово. Даже менять перегоревшие лампочки было довольно хлопотно, но Миранда настаивала и на этом. Лос-Аламос должен был служить маяком, путеводной звездой. Таков был ее наказ. Каждую ночь огни города разгоняли тьму.
Но не вся тьма лежала за его пределами. На случай, если Кавендиш оставил после себя какую-то важную информацию, Миранда наведалась в его офис три месяца назад, когда была более мобильной. Она хотела проверить его наследие — все, что было сделано во время и после его господства, буквально заглянуть ему под черепную коробку.
— Мне не все с ним понятно, — сказала Миранда капитану, сопровождавшему ее. — Я уверена: он знал куда больше, чем мы.
Первое, на что обратили внимание, вскрыв его кабинет, — это запах. Кресло-каталка Кавендиша стояло обращенное к окну, из которого открывался роскошный вид гор Сангре-де-Кристо. Сидя все так же прямо, мятежный ученый сейчас напоминал оболочку высохшего насекомого. Стеклянные пипетки торчали из оптических катетеров в каждой глазнице. Очень хрупкие пипетки. Прокалывать глаза, наверное, пришлось с большой осторожностью. Прикончить его мог кто угодно.
Убийство Кавендиша стало еще одной из миллиона нераскрытых тайн Лос-Аламоса. Ежедневно партии фуражиров делали новые открытия: склады, забитые едой и припасами; комментарии к экспериментам с неизвестными миру догадками и озарениями; биозащитные лаборатории с оставленными в них людьми; доски с начертанными мелом иероглифами. Более ста тысяч человек исчезло за одну декабрьскую ночь, но и поныне они словно продолжали шепотом рассказывать секреты оставшимся. В каждом портативном компьютере незримо жила личность его хозяина. Квартиры отдавали любовные письма. Дневники говорили. Окна смотрели в окна напротив. Телескопы на треногах подглядывали в щели меж занавесок. Лос-Аламос всегда был городом мечтаний, добрых и дурных: ведь они лежат в основе науки. Всех удивило, что их город таил в себе подобные страсти. Люди скучали по своим товарищам, отправившимся под землю.
Пару недель назад, продвигаясь на юг, экспедиция в Новый Орлеан наведалась в безмолвное WIPP-убежище, чтобы установить контакт с пропавшими собратьями. Однако нашли они лишь мумии часовых на поверхности и широкие шахты лифтов, ответившие эхом на их крики. Не оказалось под рукой тросов достаточной длины, чтобы спуститься в вертикальную шахту глубиной в полмили и выяснить причину исчезновения колонии. Пришлось сбросить вниз записки в пластиковых контейнерах и следовать далее по маршруту. Задачей миссии было найти живых, а не общаться с мертвыми.
Живые остались — это знали наверняка. Их поиском, используя спутники, всерьез занялись еще в феврале, как только последние большие города выплюнули красные облака смерти. Тепловидение было запрограммировано таким образом, что фиксировало любое тело с температурой 98,6 градуса по Фаренгейту. Команда наблюдателей почти сразу же обнаружила следы человеческой деятельности. В последней сводке, присланной вчера, говорилось о двадцати шести выживших в радиусе тысячи миль — запланированном диапазоне первого этапа экспедиций.
Выживших обнаруживали у потенциальных источников пищи — больших и маленьких городов, но также в сельскохозяйственных районах и в горах. В течение последнего месяца Лос-Аламос наблюдал, как один человек вспахал и засеял аж тысячу акров в окрестностях Кортес-Хайтс, штат Канзас. Экспедиция «Милуоки» еще не достигла его. Фермер, видимо, полагал, что на всей земле выжил он один. И наверняка понятия не имел, что, возможно, обладает иммунитетом. И все равно, один как перст, с полной неопределенностью в будущем, человек решил выращивать зерновые. Вся надежда — на таких людей, подумала Миранда. Ей не терпелось пожать ему руку.
Уже скоро. Исследователи были на пути домой. Экспедиция «Биллингс» должна вернуться первой. Этой ночью спутниковая картинка показала их лагерь на Рейтон-Пасс, у границы с Колорадо, вдоль старой трассы I-25. Город бурлил от возбуждения. Миранда не единственная сидела, не отрывая глаз от дороги, змейкой поднимающейся из долины.
В зависимости от обстоятельств, экспедицию ожидали сегодня, завтра или послезавтра. О точном сроке можно было только гадать. С восходом солнца спутник потерял их из-за эффекта альбедо. В том, что спутники слепли в дневные часы, не было ничего необычного, поэтому большая часть группы наблюдения днем отправлялась спать.