Годы испытаний. Книга 1
Шрифт:
На рассвете, когда густой дымящийся туман еще окутывал лес, взвод отправился на выполнение задания.
– Где тут найдешь их… - недовольно бурчал Еж.
– Человека в лесу искать, что иголку в сене.
– Хватит тебе плакаться, - стыдил Андрей.
– Приказано - ищи. Начальство знает, что делает.
– Да, знает… Их бы заставить по буреломам лазить. Темно-то здесь, как у медведя в желудке.
Бойцы, рассыпавшись цепью, медленно пробирались среди зарослей, внимательно осматривая каждое дерево, каждый Куст. Задержали двух подозрительных мужчин и направили в штаб.
После двухчасовых поисков
От нестерпимого желания у Ежа сосало под ложечкой. И тут он увидел, как Подопрыгора, озираясь по сторонам, вынул полный кисет табаку, быстро отсыпал на закрутку и торопливо спрятал кисет.
Еж решил попытать счастья. Он любовно взглянул на свою порыжевшую шинель, потертую, измятую, перепачканную, и сказал:
– А умная голова солдатскую шинельку выдумала. За такое изобретение не жаль и памятник поставить. Великую службу она нашему брату служит. Бессменная семисезонная! Летом жарко - ты ее скатал да обручем через себя: виси себе, родная. И станок пулемета не так врезается в хребтину. Осенью, глядишь, дождички пошли, а она у тебя непромокаемая, потом ветер дунул, солнышко пригрело - она опять сухая. Зимой люди в шубах меховых с воротниками мерзнут, в кожуха залазят, а она, шинелька наша, подбитая ветром да теплом солдатского тела, для холода никакие достижима… Весной опять же хороша - легкая, как пальтишко. Вздумал солдат спать - она заместо матраца. И подушкой и одеялкой может служить, а на беду ранят тебя, горемычного, так она носилками станет… Ох, и хороша одежка, скажу тебе, Иван,- «философствовал» Еж, умащиваясь на шинели рядом с Подопрыгорой. Говорил, а сам только и думал, как бы ему повернуть рассказ поближе к куреву.
– Эх!
– вздохнул Еж, увидав, как Иван спрятал табак в карман. Подопрыгора начал курить только с началом войны и курил редко.
А Иван зевнул, расстелил шинель на траве и стал укладываться на отдых.
– Вот жаль, что нет еще того человека на свете, который бы вместо табака что-нибудь выдумал… - не унимался Ефим, согнав морщины на переносицу.
– А на шо придумывать?
– удивился Подопрыгора.
– Нема табака - бросай курить.
– Так-то оно так, браток, да ведь нелегко бросать. Дело-то мужицкое. Тоска заест. У неслуживого мужика - табак да кабак, баня да баба - одна забава. А у нашего брата солдата только и утехи - покури табачок да поболтай кой о чем. Давай закурим, что ли? Мутит внутри, страсть курить хочется.
Подопрыгора смерил Ежа недоверчивым взглядом и нехотя полез в карман за кисетом.
– На, закури, да отчепись от меня с побасками своими.
Еж скрутил козью ножку толщиной в палец и щедро насыпал в горсть махорки. Подопрыгора глянул сердито, возмутился:
– На дурницю чужого не жалко. Ты гляди, яке дышло завернул!
Долго молча курили. В воздухе надсадно, по-комариному ныли вражеские самолеты. Издалека доносились глухие взрывы, похожие на вздохи какого-то неведомого чудовища. Приглушенная расстоянием, тяжкими раскатами гремела артиллерийская канонада.
– Вот это долбит!
– поддерживая раненую руку и морщась от боли, сказал Новохатько.
– Да, не жалеет снарядов. Видать, что-то важное засек, - лениво потягиваясь, отозвался новый боец Ракитянский.
– У нас в УРе в первый день войны так долбил, а пойдут в атаку, наши пулеметы косят их, как траву…
– Неужто так и не прорвался немец?
– спросил Полагута.
– Прорвался… А кабы не танки, не прорвался бы. У Лепун смял нас. Целая танковая дивизия… По дотам нашим бил прямой наводкой, а снаряды отскакивают рикошетом. Доту хоть бы что. Бомбил ужас как! Думали, все укрепления разроет. Но ни черта! И бомбами не мог достать. У нас там такие укрепления, хлопцы, ничем их не возьмешь.
– А к Лепунам-то чего его пустили?
– пододвинулся, блестя черными глазами, Мурадьян.
– Ходят слухи, будто измена вышла, - ответил Ракитянский.
– Народ так говорит… Как знать?
– он покачал головой, поглядывая исподлобья.
– Обошли они наш УР на танках…
Пока шла эта беседа, Еж сокрушался, что при выполнении задания отличились другие, а не он. И тут пришла в голову мысль отправиться на поиски самому. Уж очень хотелось изловить вражеского диверсанта.
Первым обнаружил отсутствие Ежа Миронов.
– А где Еж?
– спросил он Полагуту.
– Не могу знать, товарищ лейтенант. Может, по каким надобностям отлучился.
А Еж тем временем бродил по лесу один. Он уже начал сомневаться в удаче, как вдруг его внимание привлекло беспокойное воронье карканье. Еж ловко подполз к разлапистой ели с густой темно-зеленой кроной и принялся внимательно осматривать дерево. Но сколько ни глядел, ничего подозрительного не обнаружил и уже собрался уходить - мало ли от чего переполошилась глупая птица, но тут заметил свежесломанную ветку, висевшую на гибкой тесемке лыка. И Еж снова, с особой тщательностью, осмотрел всю ель и на этот раз увидел у самой макушки что-то темное, похожее на мешок.
Подошел ближе - чьи-то ноги. Человек сидел на ветке, поджав под себя ноги. Но как стащить его оттуда? Это вражеский диверсант. Он, конечно, вооружен… А что, если его спугнуть выстрелом? Не годится: свалится и убьется, а хорошо бы забрать живым.
Ефим решил громко окликнуть врага, предварительно наставив на него для острастки винтовку. Он зашел за толстое дерево и крикнул:
– Эй ты, кто там! Слазь, а то подстрелю. Слазь!
И угрожающе щелкнул затвором. В ответ раздалось несколько пистолетных выстрелов. Пули прожужжали мимо. Еж тоже выстрелил. Тогда незнакомец стал медленно спускаться. Когда до земли оставалось метра два, Еж увидел белокурую женщину в форме летчика. Она стояла на последних к земле сучьях, будто раздумывала, стоит ли спускаться.
– ; Прыгай, прыгай!
– строго крикнул Еж, выходя из-за деревьев.
Эта неосторожность чуть было не стоила ему жизни. Летчица выстрелила в него и, спрыгнув, кинулась бежать в лес. Пуля резко свистнула у самого уха Ефима. Он шарахнулся за дерево, выстрелил и бросился нагонять незнакомку. Она упала, а когда поднялась, Ефим уже стоял рядом. Разозленный ее коварством, он крепко, по-солдатски, выругался и занес над ней штык.
– Сдавайся, сука, а то насажу, как котлету на вилку. Летчица бросила ему под ноги пистолет и, испуганно поглядывая исподлобья, медленно, нехотя подняла руки…