Годы лейтенантские. Я родился на советской земле. Исповедь офицера
Шрифт:
– Ну я пошла. А то тётя Надя, – это хозяйка квартиры, – встанет, неловко будет.
Вот так… Вот тебе и романтика измен. Измены есть, а романтики, увы, не получается.
Кстати, вспоминается старый анекдот советских времён. Утонули в потерпевшим крушение пароходом все пассажиры, и остались только трое. Гулящая женщина, студент и верный муж. Помните, почему? Гулящая женщина всегда сухой из воды выйдет, студенту плавать на экзаменах не привыкать, а верный муж – шляпа, а шляпа в воде не тонет.
Что скажет целомудренный читатель? Безобразие! Как можно! Думаю, критики на одном из сайтов, упомянутые выше, все бы поголовно отказались и прогнали бы, да и пристыдили бы бедную хозяйкину племянницу.
А между тем, время летело стремительно.
Договорились мы так. Жена приедет в Калинин за пару дней до отъезда к новому месту службы, и отправится со мной сразу, чего бы там ни ожидало нас.
Пока ждал приказа, успел ещё несколько раз сходить в наряд начальником караула. Смех и грех. В Москве, в бригаде охраны, где охранялись центральные главные штабы и управления Министерства Обороны и Генерального штаба, начальником караула в два поста ставили сержанта. А тут… Два поста, а начальник – офицер. Я ещё не знал, какие правила существуют в той самой роте, которую вскоре предстояло принять.
Впрочем, на этом я не слишком заострял внимание. Ведь что-то же надо делать. Должность есть, а личного состава нет. В караул, так в караул. В любом случае, ни одного неприятного воспоминания служба в 32-й гвардейской не оставила. Самые лучшие впечатления. В том числе и от начальства. Заместитель командира дивизии полковник Цирипиди, командир полка подполковник Дымов, да и начальник штаба, подполковник Ковалёв, ну тот самый, что хотел меня сделать помначштаба полка, до сих пор вспоминаются с самой лучшей стороны. Ковалёв буквально с первого месяца службы брал меня в помощники на командирские занятия, которые проводил в поле или на стрельбище. И один раз во время занятий по огневой подготовке, он допустил одну довольно ходовую ошибку, а я ж ведь из Московского, откуда все со знаком качества. Ну не мог не заметить, ведь нас крепко учили по всем предметам. А заметив, со всей искренностью и довольно бестактно, правда, попросив разрешения, поправил:
– Товарищ подполковник, а нас учили вот так… Тут надо так-то и так-то…
Даже офицеры в строю замерли. Знали крутой характер Ковалёва. Решили, что будет мне на орехи. Но он неожиданно выслушал меня и поправился, заметив: из молодых да ранний. Ну и повторил каламбур полковника Цирипиди, который каким-то образом облетел дивизию, хотя сам я никому о нём не рассказывал.
Был и ещё случай памятный. Принёс я увольнительные записки на роту, чтобы он поставил печати. А на одной увольнительной подписи ротного не оказалось.
Протянул её мне со словами:
– Это ещё что? Непорядок. Надо было проверить, прежде чем мне нести. Ну, ладно, не надо в роту ходить. Сами подпишите.
Я взял со стола авторучку, а он:
– Товарищ лейтенант, положите ручку на место, и запомните, что брать со стола начальника что-либо без разрешения, не положено.
Ну что же, он прав. Я это взял на вооружение, когда ротой отдельной командовал.
И вот приказ пришёл…
Ждал ли я его? Торопил ли время? Не знаю. В мыслях сумбур. В дивизии то шло всё, как по маслу. А там, что будет? Правда, положение командира без войска, с одной стороны, конечно, давало свободу, но, с другой, удручало. Постоянно на побегушках: куда пошлют.
С Галиной встретились в канун приезда жены.
– Ты хоть приезжать то оттуда будешь? – спросила она.
Что я мог ответить? Понятия не имел, какой там режим службы. Это в Калинине пересёк КПП и как бы свободен. Как бы! Думаю, что, если бы во время подъёма по тревоге в Москве оказался, мягко говоря, не поздоровилось бы. А там и вовсе закрытый гарнизон.
Галина держалась мужественно. Старалась виду не подавать, что сильно переживает. А ведь именно сильно! О силе её переживаний узнал я позже. А тут – тут последняя ночь. Мы уж постарались взять от этой ночи всё, что можно.
После приезда жены виделись только в городке, да и то мельком.
Как-то подбежала этакая взволнованная. Заговорила:
– Представляешь, я бабушке (матери хозяйки квартиры) относила лекарства, и столкнулась лицом к лицу с твоей женой. Такая высокая блондинка. Она увидела меня и сказала: какие красивые медсёстры у вас тут ходят… Я так испугалась, чуть плохо не стало.
Не хотелось мне расставаться. А что делать? Действительно, веских причин не было. Жена, ребёнок… И дальше полная неизвестность в службе.
Я начал путешествия по разным службам с обходным листом. Как-то утром поехал в Заволжский район, где неподалёку от общежития находилась квартирно-эксплуатационная часть – КЭЧ. Отметили в обходном, что жилья за мной не числится, и я решил заглянуть к однокашнику своему, Володе Верещагину. Вместе окончили и Калининское суворовское и Московское ВОКУ. Точнее, к родителям его жены, квартира которых была рядом с КЭЧ, узнать, не в отпуске ли он. А там свадьба в разгаре. Уже второй день гуляли.
Замуж выходила сестра его жены. Жену звали Надей, а сестрёнку, сестрёнку не помню, хотя в отпуске после окончания третьего курса, приехав в Калинин на свадьбу к самому Володе Верещагину, некоторое время встречался с ней. Ну как встречался? Прогуливались по берегу Волги, причём, что интересно, почти перед самым офицерским общежитием, в котором спустя два года мне довелось пожить некоторое время. Какие в те времена встречи!? Посидели на лавочке за стеной кустарника, отделяющего аллейку от проезжей части, поносил девушку на руках. Любил я это дело. Поцеловались и какие-то скромные исследования её тела девичьего, что были мне в тот вечер дозволены, произвёл. И всё. Ну а имя… Как уж там имя запомнить, когда события амурного плана захватили меня с того же августа и на весь четвёртый курс.
И теперь вот она замуж выходила. Мне сказали, что Володя приехал, и что они с женой сейчас в доме напротив обосновались, в квартире знакомых. Пришёл по адресу указанному, в дверь позвонил и услышал:
– Открыто…
Дома старые, двух или трёхэтажные, соседи все друг друга знают. Чего закрываться? Чай не домокрадия на дворе, а время советское.
Зашёл, а они после бурного празднования ещё и не вставали. Нежились голубчики под одеялом. Только поздоровались, а Надежда сразу: