Годы прострации
Шрифт:
Меня охватила ярость:
— Как ты смеешь называть мою жену пошлой?!
Бретт огляделся по сторонам:
— Знаете, что самое паршивое в том, что со мной стряслось?
Никто не знал.
— А то, — продолжил Бретт, — что мне придется жить на востоке сраных Центральных графств среди провинциальных уродов и ханжей, которые говорят детям, что у них язык отвалится, если они будут ругаться.
— Я не провинциалка! — вскипела мать. — Я езжу в Лондон трижды в год!
— Поесть что-нибудь найдется? — устало спросил Бретт.
Глупый вопрос. Едой была завалена вся кухня.
Поскольку
— Не надо, я не ем салат!
— Ты должен есть салат, — укорила его Грейси. — Это закон.
Слава богу, родители вскоре увели Бретта к себе. Когда они удалились, Бернард выдохнул:
— Каков мудак!
Вечер мы провели у телевизора, смотрели «Звуки музыки», фильм выбирала Грейси. К несчастью, во время музыкальных номеров девочка норовила подпевать и танцевать. Бернард был в восторге, но мы с Георгиной видели это представление уже сотни раз. К тому моменту, когда мы отправились спать, половины семейной коробки шоколадных конфет как не бывало.
В последнее время Георгина переодевается в пижаму в ванной. Помнится, мне нравилось наблюдать, как раздевается моя жена, и по крайней мере дважды в неделю это становилось прелюдией к супружеским отношениям.
Ночью очень часто вставал в туалет. К утру я так измучился, что буквально силком заставил себя вылезти из постели и поехать на терапию.
Четверг, 27 декабря
Только этого не хватало! Майкл Крокус напросился к нам в гости. По телефону с ним разговаривал я.
— Ты стал так плохо соображать, Адриан, — напустилась на меня жена. — Почему ты не отвадил его? Соврал бы что-нибудь. Или передал бы трубку мне. Я отлично умею врать, почти профессионально.
— Тут нечем хвастаться, Георгина, — возмутился я. — Правда — величайшая добродетель. Без нее мы были бы ничем не лучше животных на скотном дворе.
На лице жены заиграла странная улыбка:
— Ну-ка, расскажи мне правду о твоих отношениях с Пандорой сукой Брейтуэйт.
Я не ожидал такого подвоха и растерялся. В конце концов я пробормотал:
— Мы просто добрые друзья.
— Разве? Сообщение, которое ты отправил ей в День коробочек, наводит на иные мысли.
Георгина достала из своей новой сумки блокнот, полистала, а затем ткнула пальцем в страницу:
— «Как грустно, что тебя не было на Р-во».
— Она — моя первая любовь, — объяснил я. — Первая любовь не забывается.
— Еще как забывается, — возразила моя жена. — Первый раз я влюбилась в парня, который заведовал ярмарочным картингом. У него были длинные черные волосы, а на костяшках всех десяти пальцев вытатуированы пауки. Любовь улетучилась, стоило ярмарке уехать из нашей деревни.
Пятница, 28 декабря
Вчера за обедом нас было девять человек, не считая ребенка. Бог весть, как мы поместились за столом —
НА ЗАМЕТКУ САМОМУ СЕБЕ: Почему наш холодильник работает совершенно иначе, чем все другие известные мне холодильники? Он не сохраняет продукты свежими, но только портит их.
Крокус явился с сестрой Георгины, Маргариткой, и ее мужем Умником Хендерсоном. Всем, кроме Бретта и Бернарда, они подарили по кружке с картинкой из «Звездного пути».
— Мы не думали, что застанем тебя здесь, — сказала Маргаритка Бретту. — Мы думали, что ты, как всегда, проводишь Рождество на Барбадосе, в отеле «Песочная полоса».
— Бретту изменила удача, — пояснил я.
— А я прекрасно обойдусь без кружки, — сказал Бернард. — Я бойкотирую американские товары с тех пор, как Маккарти устроил охоту на ведьм.
Бретт, сидевший на молочной таре, обвел взглядом всю компанию:
— Кто-нибудь откупорит вино?
Майкл Крокус принес четыре бутылки своего фирменного вина из айвы и сливы. Я не пил эту бурду, но остальным, кажется, понравилось; во всяком случае, никто не плевался. Прежде чем мы приступили к обеду, Крокус раздал всем самодельные рождественские хлопушки. На мой взгляд, бумага ручной выделки с застрявшими кусочками коры придавала им жалкий вид, и взрывались они слишком тихо. Внутри обнаружились крошечные печеньица, усыпанные семечками неизвестного происхождения, и предсказательные записки. На этот раз обошлось без скабрезных шуток, их заменили цитаты из Нельсона Манделы, Канта и Найджела Фареджа, деятеля Великобританской партии независимости. Разумеется, со стороны моего тестя было очень мило позаботиться о праздничных шляпах. Но финансовые страницы «Индепендент», из которых они были сделаны, навевали скорее грусть, нежели веселье. На шляпе матери значилось: «„СЕВЕРНАЯ СКАЛА“: БРАУН НАМЕРЕН ВМЕШАТЬСЯ».
Текст на колпаке отца был перевернут, но мне все же удалось разобрать: «КАЖДЫЙ БРИТТ В СРЕДНЕМ ЗАДОЛЖАЛ 12 700 ФУНТОВ ПЛЮС ИПОТЕКА».
Я снял свою шляпу и прочел: «ДВА С ПОЛОВИНОЙ МИЛЛИОНА БЕЗРАБОТНЫХ».
— Что такое субстандартная ипотека? — поинтересовалась мать, разглядывая шляпу Георгины.
Бретт вскинул голову:
— Это ипотека для тех идиотов, которым не хватает денег на ежемесячные выплаты.
— Нам точно не хватает, — сказала мать.
— Лично я рад, что капитализм загибается, — возвестил Майкл Крокус. — Это означает, что мы можем отдалиться от Европы и зажить простой жизнью. Я предвидел такой поворот событий и обратил все свои сбережения в наличные, которые… — он понизил голос, — положил под матрас, о чем и сообщаю без всяких экивоков. Дурак тот, кто держит деньги в британском банке, и поделом ему, если его разорили.