Годы прострации
Шрифт:
Обманщица! Что еще она скрывает от меня? Конечно, я не выдам жену, но я глубоко разочарован. Рождественский обед из полуфабрикатов — это уже не то, повариха должна париться у плиты, потея от жара и тревоги. Единственным вкладом моей матери в праздничное застолье был фирменный мясной соус Моулов. Мать готовит его по секретному рецепту, который передается женщинами рода из поколения в поколение.
Гости восторгались угощением, а мать обняла невестку и сказала, что лучшего рождественского обеда она в жизни не ела. Я же посмотрел Георгине прямо в глаза — ожидая, что она отведет взгляд, — но она дерзко уставилась на меня, принимая
Когда убрали со стола, мужчины из семьи Моул по традиции вымыли посуду. Затем все играли в «Лестерскую монополию». Отец серьезно промахнулся с приобретением Часовой башни и окончательно разорился, купив «Гранд-отель» на Гранби-стрит [66] . Бернарду то и дело выпадало «заключение в Лестерскую тюрьму», а мать прибрала к рукам все бесплатные парковки. Выиграла Георгина, но я почти уверен, что она жульничала. Я не участвовал в этой забаве, потому что не вижу смысла в соревновательных играх. И обрадовался, когда мать с отцом ушли к себе, — из-за батута в нашей гостиной стало довольно тесно, а с инвалидной коляской и вовсе не повернуться. Лег в постель в половине десятого в изнеможении. Долго не мог уснуть, размышляя, как бы избавиться от Бернарда. Он — бездомный, безработный и без денег.
66
Часовая башня, построенная в 1860-е гг., считается одной из главных достопримечательностей Лестера, однако для использования в качестве туристического объекта она мало приспособлена. Некогда роскошный «Гранд-отель» (построен в 1897–1898 гг.) в центре города ныне требует серьезной реконструкции.
Среда, 26 декабря
День коробочек
Терапия.
За аппаратом был эстонец Стефан. Он упомянул — на идеальном английском, кстати, — что половину заработка посылает матери, своей семье и прочим родственникам.
— Семья — это кошмар, верно? — развил тему я.
— Жизнь не пожалею за мою семью, — ответил Стефан. — Я не видел мать уже два года.
Днем перекусили холодной индейкой с печеной картошкой. Отец слегка рассвирепел, сообразив, что Бернард носит его одежду.
— Я лишился независимости, — взвыл отец, — мои дни сочтены, а жена раздает мою чертову одежду. Не можешь подождать, пока я умру, Полин?
Бернард похлопал отца по плечу:
— Джордж, старина, я тебе все верну, но мое шмотье еще в стирке.
— Ты эгоистичный балбес, Джордж, — вступилась за гостя мать. — У тебя шкаф ломится от тряпок, которые ты никогда не носишь. Неужели тебе жалко смены одежды для Бернарда?
— А вот жалко! — кричал отец. — Ему положили самую большую картофелину и усадили рядом с Грейси. Рядом с Грейси сижу я!
— Кончай придуриваться, Джордж, — заорала в ответ мать. — Твоя картофелина была не меньше, чем у Бернарда.
Георгина вскочила с визгом:
— Черт подери! Я что, должна сантиметром измерять эти долбаные картофелины?
Но отец завелся.
— А
Не понимаю, дневник, зачем отцу понадобилось портить нам День коробочек склочными претензиями по поводу красной капусты и размеров картошки. В комнате повисла гнетущая тишина, слышно было только, как столовые приборы скребут по тарелкам и как перемалывают пищу челюсти. Затем хлопнула входная дверь. Я встал со вздохом посмотреть, кто к нам явился.
Это был Бретт.
Я выглянул во двор узнать, где он поставил машину. Машины не было. Тогда я спросил, как он добрался до свинарников.
— Доехал до автостоянки «Лестерский восточный лес», — объяснил Бретт, — и там у меня кончился бензин, а наполнить бак было не на что. Я все потерял, Адриан.
Отец так спешил навстречу второму сыну, что застрял в проеме кухонной двери. Бретт выронил из рук пластиковый пакет «Харродс» и бросился к отцу. Упав на колени перед инвалидной коляской, он обнял отца за шею.
Спустя минуты две отец сказал:
— Сынок, отпусти. Иначе ты меня задушишь.
— Я никогда не отпущу тебя, папа, — возопил Бретт. — Я останусь здесь и буду заботиться о тебе всю оставшуюся жизнь.
Это заявление явно встревожило мать, она негромко проговорила, обращаясь к Георгине:
— О Джордже забочусь я.
Не без труда я выдернул коляску из дверного проема и втолкнул отца на кухню. На Бретте был дорогой костюм в полоску, но воротничок белой рубашки потемнел от грязи, а щеки покрывала неряшливая щетина. Сев на кухонную табуретку, он прижал ладони к лицу и разрыдался.
Бернард встал у него за спиной:
— Соберись, чувак. У меня тоже с финансами облом, но я не разваливаюсь на части.
Бретт поднял голову:
— Слушай, ты, тупой старый пердун, спорим, тебе нечего было особо терять. А я лишился трех квартир класса люкс, «ламборгини» и хренова хедж-фонда!
Бернард налил себе водки, ничем ее не разбавив, и сел за стол.
— Бернард — гость в нашем доме, Бретт. Извинись, — потребовал я.
Наступившую паузу нарушила Грейси:
— Мне тоже пришлось извиняться, когда я назвала мамочку жирной.
— Живи у нас, сколько захочешь, сынок, — сказал отец. — У нас найдется для тебя свободная койка.
Меня это сильно раздосадовало. Я собирался попросить родителей поселить Бернарда в их гостевой комнате. А теперь ее займет мой обанкротившийся полубрат.
— Но как ты умудрился потерять все, Бретт, за такой короткий срок? — спросила Георгина.
Бретт (так и не извинившись) перечислил:
— На недвижимость была ипотека, машину я арендовал, а хедж-фонд рухнул. Гребаные банки не хотят иметь со мной дела. Одно время я жил на кредитные карты, но эти сволочи заблокировали мои счета.
— Нельзя ругаться, — вмешалась Грейси, — а то у тебя язык отвалится.
Все курящие — то есть кроме нас с Грейси — задымили сигаретами. Разумеется, мне было немного жаль братца, но где-то в глубине души я наслаждался его падением.
— Бретт, ты с отличием окончил Оксфорд, — вспомнила Георгина. — Уверена, ты легко найдешь работу.
— У служащего на автозаправке «Лестерский восточный лес» научная степень по астрофизике, — обронил Бретт, — так что оставьте ваши пошлости при себе, миссис Моул.