Годы в седле
Шрифт:
Под прикрытием образовавшейся непроницаемой завесы эскадрон ворвался на высоты. Бой длился недолго. Бандитские шайки побежали. С тыла по ним били засевшие в скалах наши пулеметчики. Отряд сел на коней и начал преследовать отходящих.
Далеко за кишлаком соединились с полуэскадроном Шишкина.
Басмачи понесли большие потери. Нами были захвачены пленные. У одного при обыске обнаружили листок, исписанный мелкой арабской вязью. Письмо было скреплено круглой печатью.
Когда его прочли, выяснилось, что это донесение курбаши Холбуты матчинскому беку Саид-Ахмет-ходже. Холбута докладывал, что он надежно закрепился
И тут нас догнало распоряжение облвоенкома. Оно обязывало меня закрепиться в Захматабаде, команду конных разведчиков вернуть в Самарканд, гарнизоны, оставленные в кишлаках, снять и людей распустить по домам.
Что ж, приказ есть приказ. С конной разведкой отправили больных и раненых. Тепло простились с дружинниками. В Зеравшанском ущелье остался лишь один наш эскадрон.
Теперь было не до наступательных действий. Сами перешли к обороне.
Через некоторое время — новый приказ: возвратиться и нам в Самарканд, чтобы выступить на охрану государственной границы. Приказ сопровождался кратким разъяснением обстановки. Оказывается, опять обострились отношения с эмирской Бухарой, участились провокационные налеты сарбазов и басмачей на пограничные посты...
Из Зеравшанского ущелья мы выходили с боями. Нас обстреливали из засад, обрушивали на наши головы сверху лавины камней. Но и наши бойцы уже научились кое-чему: мелкими группами обходили вражеские заслоны и сбивали их, расчищая путь основным силам.
Наконец горы остались позади. Экспедиция закончилась. Она, на мой взгляд, была не совсем своевременной. В 1920 году Советский Туркестан имел фронты поважнее и потому не мог выделить достаточных сил для борьбы с матчинским бекством. Но тем не менее поход в горы сыграл и положительную роль. Басмачи убедились, что в любом, даже самом неприступном, убежище Красная Армия сможет до них добраться. Не случайно они были так осторожны, когда развернулись боевые операции против войск эмира бухарского летом того же года.
А с матчинским разбойным гнездом было покончено лишь в 1923 году. Сильная, хорошо оснащенная экспедиция под командованием начдива С. М. Швецова успешно осуществила то, что пытались сделать мы.
На помощь восставшим
1
Лето 1920 года ознаменовалось целой серией наших побед. В Закаспии были разгромлены войска белогвардейцев и английских интервентов. В Семиречье потерпели поражение банды атаманов Дутова и Анненкова, генералов Бакича и Щербакова. Главарь ферганских басмачей Мадаминбек капитулировал и подписал соглашение с начальником 2-й стрелковой Туркестанской дивизии Н. А. Веревкиным-Рахальским. По этому соглашению все мадаминбековцы переходили на сторону Советской власти.
Такой оборот не устраивал, конечно, английских колонизаторов. Их агентура стала подстрекать Курширмата — одного из крупных курбашей — к нарушению соглашения и возобновлению активных антисоветских действий. Мадаминбек был убит. Курширмат объединил под своим командованием около 30 тысяч вооруженных всадников. «Мусульманская армия», как теперь именовали
Усилилась угроза удара и со стороны эмира бухарского. Это вынуждало правительство Советского Туркестана сосредоточить в Самаркандской области большое число войск.
Правда, теперь обстановка в Бухарском ханстве существенно отличалась от той, что была во время Колесовского похода. Вопреки стараниям феодальной знати и духовенства, правда о Советской власти проникала в народные массы. Еще в сентябре 1918 года в Бухаре образовалась Коммунистическая партия. Теперь в ее рядах насчитывалось уже около 5 тысяч человек. Следуя ленинским указаниям, она вступила в блок с младобухарцами, выступавшими против деспотической власти эмира, за ликвидацию феодализма. В ханстве зрела народная революция.
Для удушения ее международный империализм не брезговал никакими средствами. Мы, пограничники, убеждались в этом повседневно. Еще в январе 1920 года нами был схвачен при переходе границы белогвардейский офицер. Он вез от англичан письмо эмиру, в котором содержалось требование ускорить военные приготовления. А в марте 3-й погранэскадрон, несший охрану участка на персидской границе, задержал караван с британским оружием.
Из других источников было известно, что Алимхан реорганизовал свою армию, увеличил ее численно, переоснастил. По оценке штаба Туркестанского фронта, она имела 8745 штыков и 7580 сабель, располагала 12 пулеметами и 23 легкими орудиями. Кроме того, свыше 27 000 штыков и сабель при 32 орудиях устаревших образцов насчитывали войска беков.
Этим силам Советский Туркестан мог противопоставить в то время только 6–7 тысяч штыков и 2,5 тысячи сабель, 32 легких и 5 тяжелых орудий, 8 бронеавтомобилей, 5 бронепоездов, 11 самолетов. Правда, были еще наши войска в Фергане и в северовосточных районах Семиреченской области. Но их пока нельзя было трогать оттуда.
Эмир повел себя вызывающе. Советским гражданам, проживавшим на территории ханства, запрещалось выходить за городскую черту. Дехканам не разрешалось привозить в русские поселения продукты. Были запружены арыки, подающие туда воду.
В ответ на это Реввоенсовет Туркестанского фронта, возглавляемый М. В. Фрунзе, предписал командиру 2-й отдельной Туркестанской стрелковой бригады Д. Е. Коновалову сформировать Самаркандско-Бухарскую группу войск.
16–18 августа в Чарджуе состоялся IV съезд Бухарской компартии. Делегаты съезда постановили создать боевые дружины в Новой Бухаре, Термезе, Керки, Катта-Кургане. Общая численность этих национальных революционных отрядов должна была составить около 5000 человек.
2
Утром 28 августа вместо привычного сигнала «седловка» труба пропела «сбор начальников». Минувшим вечером в Катта-Курган съехались на очередные занятия все командиры и политруки эскадронов. Народу в помещение штаба набилось битком.
Я только что приступил к исполнению обязанностей помощника командира дивизиона. Командиром же одним со мной приказом был назначен Сергей Викторович Крыжин.
Доложил ему, что люди собраны.
— Хорошо... Только я уже не тот, за кого ты меня принимаешь, — улыбнулся Крыжин и протянул мне какой-то листок. — На, читай...