Гоголь в тексте
Шрифт:
В финале также появляется автор и с грустью вспоминает о прежних добрых временах.
Сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ». Некий господин – не богатый, но желающий стать таковым – приезжает в губернский город, в котором его принимают за кого-то другого. В одном случае – за ревизора, в другом (не без помощи самого господина) за херсонского помещика, покупающего души на вывод. Деньги (в одном случае в виде взяток, в другом – в виде «мертвых душ») текут к обоим персонажам рекой. Появляется и тема возможного брака, но в обоих случаях дело ничем не заканчивается. В итоге, опасаясь последствий, и тот и другой бегут из города. Сходство обоих гоголевских сочинений было подмечено уже давно. Например, в «Мастерстве Гоголя» у А. Белого читаем: «Знаю:
120
Белый А. Мастерство Гоголя. М.; Л.: Гос. Изд-во худ. литературы, 1934. С. 11
Сходство повестей «Вий» и «Майская ночь, или утопленница» – также на виду. Я не стал бы об этом говорить, если бы речь шла только о совпадениях в деталях. Однако в нашем случае важно то, что оба сочинения находят свое место в рамках упомянутого двойного использования сюжетной схемы. И хотя речь идет не обо всем сюжете, а о некоторых его частях, эти части в общей организации сюжета по-настоящему важны и значимы.
Эпизоду из «Вия», где Хома встречается с ведьмой, в «Майской ночи» соответствует место, где ведьма, превратившись в кошку, ночью подкрадывается к панночке. «В испуге вскочила она на лавку, кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку: кошка и туда и вдруг бросилась к ней на шею и душит ее. С криком оторвавши от себя, кинула на пол; опять крадется страшная кошка».
В «Вие» – та же диспозиция. Ночь. Хома один в хлеву. Вдруг появляется старуха и идет к нему «с распростертыми руками». Философ отодвинулся в сторону, но старуха снова идет к нему: она «раздвигала руки и ловила его, не говоря ни слова»; и затем еще раз: «старуха не говорила ни слова и хватала его руками». В обоих случаях, как видим, события происходят в одной и той же обстановке и по одной и той же схеме: в полной тишине, не издавая ни звука, ведьма вновь и вновь пытается схватить свою жертву.
Есть общее и в других деталях. В «Майской ночи» сказано, что ведьма так «страшно взглянула [121] на свою падчерицу, что та вскрикнула». В «Вие» Хома, глядя на ведьму, не вскрикивает, однако ж ему «сделалось страшно, особливо, когда он заметил, что глаза ее сверкнули каким-то необыкновенным блеском». В «Майской ночи» ведьмин блеск передан кошке («шерсть на ней горит»). Это можно назвать своего рода «свободным» распределением признаков: главное, чтобы в соответствующей ситуации признак был указан, а к чему именно он прикрепится, не столь важно. В «Майской ночи» панночка, убегая от ведьмы, «перепрыгнула на лежанку», в «Вие» Хома, спасаясь от ведьмы, «отодвинулся немного подальше», то есть отодвинулся от того места, где лежал.
121
Здесь и далее в цитатах курсив мой. – Л. К.
В «Майской ночи» черной была ведьма-кошка. В «Вие» – черным был призванный ведьмой «Вий». У ведьмы-кошки были «железные когти», у «Вия» – «железный палец» (палец – это уже почти «коготь»). Кошка, ступая, стучала когтями по полу; когда по полу шел Вий, были слышны его «тяжелые шаги», то есть в обоих случаях в тишине было слышно, как движется агрессор.
Собственно,
В обоих случаях после нападения ведьмы персонажи испытывают особый страх. «Философу сделалось особливо страшно»; «Тоска на нее напала». Сходен рисунок и дальнейших действий с той разницей, что панночка одолевает ведьму сразу, взяв в руки отцовскую саблю. Хома же, сначала поддавшись ведьме, побеждает ее позже. Панночка била ведьму саблей, Хома – поленом. В обоих случая происходит последующее превращение ведьмы; кошка обернулась сотниковой женой, старуха – красавицей-панночкой. В итоге погибают оба персонажа с той разницей, что Хому губит ведьма мертвая, а панночку – живая.
Разумеется, можно говорить об общей теме или источнике, которые диктуют похожий сюжет, настроение и даже детали. В случае двух взятых нами гоголевских повестей это, наверное, присутствует в немалой степени. Однако свести все только лишь к фольклору, исходным архетипическим схемам, базовому символическому лексикону было бы неверно. Личное, авторское начало здесь все же присутствует, оттого и тексты Гоголя мы называем «сочинениями», а не «мифами». Тем более что в истории с кошкой моделирующую роль в значительной мере сыграл детский опыт Гоголя [122] . В известной степени это же можно отнести и к эпизоду с ездой на ведьме в «Вие», хотя присутствующие здесь дополнительные эротические смыслы, о которых уже писалось неоднократно, более очевидны и существенны.
122
См.: Вересаев В. В. Соч.: В 4 т. Т. 3. М.: Правда, 1990. С. 346.
Сходство двух повестей на этом не заканчивается. Например, в обстоятельствах гибели Хомы и победы панночки над ведьмой есть немало общего. Причем здесь так же, как и в сцене нападения ведьмы, идет своего рода распределение признаков, носителями которых могут быть разные персонажи при условии, что сами признаки будут присутствовать. Важно также и то, что в обеих повестях рассматриваемые нами части сюжета разнесены значительным числом страниц и, соответственно, событий. В одном случае собравшаяся в ночной церкви нечисть во главе с ведьмой не может увидеть Хому, стоящего посреди мелового круга. В другом – панночка не может увидеть ведьму, поскольку та приняла вид утопленницы и водит хороводы в числе погибших девушек, которые также ее не видят.
В «Вие» ведьма обращается к посторонней, если не сказать к «потусторонней», помощи («Приведите Вия! Ступайте за Вием»). В «Майской ночи» панночка также обращается к помощнику (Левко в роли Вия). Левко посмотрел на одну из девушек и увидел внутри нее что-то черное: «Ведьма! – сказал он, вдруг указав на нее пальцем» (Ср.: «Вот он! – закричал Вий и уставил на него железный палец»). В первом случае найденную ведьму утаскивает с собой толпа утопленниц, то есть мертвецов, во втором – на Хому набрасывается толпа упырей и мертвецов.
И еще одна деталь, которая к сюжету как таковому отношения не имеет, однако то, что она появляется в самом конце текста, заставляет нас обратить на нее особое внимание. Последние строки «Майской ночи»: «… пьяный Каленик шатался по уснувшим улицам, отыскивая свою хату». Последние строки «Вия»: Халява, «пошатываясь на обе стороны, пошел спрятаться в самое отдаленное место в бурьяне». Иначе говоря, в обоих случаях, набравшись самым непотребным образом, персонажи отправляются к месту своего отдохновения.