Гол престижа
Шрифт:
Из статьи Г. Гревски «Гол престижа» в «НАСА спейс ньюс» от 3.10.49г.
Эд Салливан.
– Джон герой. Он спас меня. Не потому, что первый на Марсе, и все такое. Он знал, что вдвоем нам ни за что не долететь. Что шанс вернуться есть только у одного из нас. Если страх меня поймает, то как-нибудь можно справиться. К тому же «Одиссей» не расстыкуешь пополам и друг от друга не спрячешься. И еще усугубляющий фактор, усталость, и отсутствие работы. Нет, какие-то задания были, но я практически ничего не делал. Хорошо, что он сказал про ножовку. Она у меня из головы не выходила. Когда
Взял ту, что побольше, и одну за другой отпилил шесть из двенадцати головок болтов выходного люка, через один. Это было нелегко сделать в невесомости. Теперь открыть «Одиссей» можно было только снаружи. Может, это меня и спасло. А уж как прихватило, стало не до того. Джон принес себя в жертву мне, моему шансу на возвращение. Я не знаю, как он умер. Я его просто не нашел.
– Как так получилось? Человек – не иголка. В черном скафандре, на фоне голой рыжей пустыни. В скафандре далеко не уйдешь, к тому же в нем есть радиомаяк.
– Я подавал сигнал, активизирующий маяк, постоянно, с момента посадки, но ответа не было.
– Джон мог его выключить?
– Нет, он не выключается из скафандра, хотя его можно принудительно включить. Там, в шлеме, загорается огонек, если маяк включен. Мое время было ограничено ресурсом взлетного модуля. Я должен был обязательно взлететь через три витка орбитального комплекса, иначе тоже остался бы там. Я не мог позволить себе разговор с Землей, ждать ответа тридцать пять минут. А еще надо было погрузить образцы, иначе вся миссия теряла смысл. При посадке я не смотрел вниз, камера, конечно, снимала, а я был занят управлением, к тому же не знал, что он ушел. Там, на Марсе, не было времени просматривать записи посадки. Я включил сигнал, и занялся погрузкой образцов. Время от времени звал Джона по радио. Ответа не было. Потом взял фотоаппарат, обошел, непрерывно снимая, все кругом, забрал диктофон и память компьютера. Залез в свой модуль. Скафандр не снимал. Звал его, звал. Плакал, умолял. Ни маяка, ни ответа. Когда осталось до взлета двадцать минут, вышел, побросал на место Джона оставшиеся керны. Залез обратно, крикнул в мертвый эфир: ПРОЩАЙ, Джон! И нажал кнопку старта. Его труд не пропал даром. Кернов я... мы с ним привезли больше, чем кто-либо рассчитывал.
– А как же следы?
– Да, следы были. И его, и другие, маленькие. Это от пемзы. Вулканического происхождения. Она очень легкая. На Земле легче воды. А там вообще почти ничего не весит. Ветер легко гоняет по песку куски пемзы неправильной формы, иногда по два рядом, образуя параллельные цепочки ямок. Создается иллюзия человеческих следов. Вот здесь, на фотографии, посмотрите. Вот след Джона. Вот это я ходил. А вот следы от пемзы. Похоже?
– Не сказать, чтобы очень...
– Да, но его психика уже не была в норме. К тому же было темно.
– Ну, допустим. А Бекки?
– Стук, который его разбудил, скорее всего, был от столкновений кусочков пемзы с корпусом модуля. Его фотографии – вот. Портрет Бекки он принял за иллюминатор, в который она будто бы заглядывает. Снимки не в фокусе, он снимал в упор.
– Ничего не разобрать.
– Обработано на компьютере. Лучше не получается. А вот мой снимок. Снаружи. Посмотрите внимательно. Вот здесь. Белые точки. Видите?
– Вижу. Крапинки на песке. Под иллюминатором.
– Сосчитайте их.
– Девятнадцать...
– Говард, вы верите в мистику?
– Эд, вы уже второй, кто задает мне этот вопрос. Не верю. Ну и что?
– Ничего. Просто у ромашки двадцать один лепесток. А вы не знали?
13.06.05.
1. Аппарат
Он не умел думать и мечтать. Он не знал прошлого и не видел будущего. Он не умел колебаться и сомневаться, потому что не был человеком. Но люди сделали его самым глазастым из всех лунников.
Каждый последующий аппарат проектируется с учетом ошибок предыдущего. Значит, одинаковых среди них нет. Но любое правило чревато исключениями.
Первые предшественники этого лунника были одинаковые. И имена у них были одинаковые, различались они номерами – от одного до девяти. И задача у них была точно такая же – рассмотреть поверхность Луны как можно более детально.
Этих несчастных звали «Рейнджеры ». Они славно погибли все. Но только трое из них – седьмой, восьмой и девятый – выполнили поставленную задачу.
Тогда, в шестьдесят четвертом, не было времени на доработки. Надо было в невероятные сроки выполнить лунную программу, и утереть, наконец, нос этим русским, которые со своим первым спутником и Гагариным здорово надрали американцам задницу.
Тогда никто не знал, какова она, лунная поверхность. Нет ли там многометрового слоя пыли, в котором утонет спускаемый модуль с людьми? Надо было рассмотреть Луну в упор. И одинаковые герои-«Рейнджеры», пикируя, подобно камикадзе, на поверхность нашей соседки, снимали ее вплоть до столкновения, и прислали тысячи кадров высокой четкости и большого разрешения.
Русские решили эту проблему по-русски. Их Главный взял лист бумаги и написал: «Приказ. Луна – твердая. С. Королев».
Говорят, с тех пор поверхность Луны годится для посадки…
Годы шли, лунная гонка закончилась, унеся с собой жизни трех героев-астронавтов и девяти героев-роботов. Людей помнят, а роботов забыли.
Нет справедливости, нет.
Луна, как тело космическое, вплоть до лета шестьдесят девятого , была собственностью астрономов. Потом астронавты ненадолго забрали ее себе. И передали во владение геологам. Может случиться так, что история сделает полный виток, и Луна снова попадет в руки астрономов, но уже не как предмет изучения, а как идеальная площадка для размещения астрономических инструментов. Особенно привлекателен для радиотелескопов SETI центр обратной стороны; в Солнечной системе нет места, столь же хорошо экранированного от искусственных излучений Земли.
Геологи – парни серьезные. Вопрос с поверхностью они решили закрыть раз и навсегда. Им подай ВСЮ Луну с максимальным разрешением. Чтобы ни один камешек не ушел от их профессионального взгляда. Они и заказали аппарат – лунный картограф.
А его карты должны быть «гладкими» по всей мозаике снимков, яркости, контрастности, и длине теней.
Там, где Солнце в зените, теней нет, а вблизи терминатора они максимальны, и скрывают от оптики часть поверхности; но радиолокатор не видит теней, и модуль обработки, совмещая картинки, добивается полноценного изображения.