Голем
Шрифт:
Из глубины дохнуло сладковато-гнилостным смрадом, точно из ящика с испорченным луком. Керр Дорф снял с гвоздя фонарь, несколько раз щелкнул рычажком, прежде чем сумел поджечь фитиль.
– Осторожнее, здесь грязновато, – предупредил Вильгельм. – Пальтишко не запачкайте – новое и, поди, дорогое? У нас таких ярких отродясь не носили.
Юрген непроизвольно провел по канареечным рукавам, стряхивая несуществующую пыль. Последний писк столичной моды в диковатой провинции смотрелся вызывающе глупо, по-павлиньи, и снисходительное предупреждение егеря заставило стажера в очередной раз
Внизу запах усилился, заставляя с подозрением коситься на стройные ряды бочонков с разносолами и овощами, колбасные баранки. Юрген с сожалением подумал о том, что это богатство отправится на корм свиньям.
Вместо прозекторских столов приспособили положенные на ящики доски. Керр Дорф подошел к ближайшему телу, приподнял простыню, давая полюбоваться на бескровное лицо в обрамлении спутанных белесых волос и синюшный след от веревки на шее, темные кровоподтеки на острых плечах и запястьях. Вряд ли молодую келер при жизни можно было назвать красавицей, смерть же вообще превратила ее в уродину – с коричневым «румянцем» трупных пятен на щеках, чернильными тенями вокруг глаз и желтым налетом на потрескавшихся губах.
– Зеля. А рядом Ядвига и Ловаф. Керр Марен провел полное медицинское освидетельствование, как полагается. Можете ознакомиться с его заключением. Или хотите осмотреть тела сами?
– Нет. Пожалуй, я доверюсь керр Марену, – пролепетал Юрген, косясь на торчащую из-под простыни раздробленную мужскую кисть.
На свежем воздухе стажера слегка отпустило. Почему-то профессора в институте не акцентировали внимание на том, с какой грязью ежедневно придется сталкиваться выпускникам. Сначала человекоподобный Бес, обугленный, точно грешник в аду, но продолжающий двигаться. Теперь похожие на отбивные жертвы домашнего голема. Или это именно Юргену везет на тошнотворные дела?
Керр Дорф насмешливо поглядывал на спутника, без слов напоминая, что предлагал обойтись обедом и изучением отчетов местных служб – чем, подозревал стажер, и ограничивались приезжавшие до него коллеги. Но отступиться теперь Юргену не позволяла гордость.
– Дальше я хотел бы осмотреть дом.
Вильгельм пожал плечами, признавая за инспектором из города право на любую блажь.
За прошедшие сутки помещения выстудились: внутри по-прежнему было теплее, чем на улице, но не настолько, чтобы снимать верхнюю одежду. Как и у крыльца, здесь изрядно натоптали, и на вощеных полах остались грязевые разводы и следы подошв.
Дверь в летнюю комнату оказалась распахнута настежь, но Юргена не заинтересовали ни заправленная лоскутным одеялом кровать, ни окованный железом сундук для белья, ни плетеный ковер на полу.
Центральное место в зале, служившем одновременно кухней, столовой, врачебной приемной, а в иные дни и спальней, как положено, занимала печь-поландка. В потолке сиротливо торчал крюк: на нем самоубийца и закрепила веревку. Снятая лампа – канделябр на пять газовых свечей – лежала на столе под образами. У входа в углу притулилась бочка с талой водой, над ней нависла лестница на чердак, где семья ночевала зимой. С противоположной стороны шелестели веники сушеных трав, а посуда в серванте перемежалась баночками со сморщенными ягодами и насекомыми. Но больше всего Юргена, естественно, заинтересовал книжный шкаф.
Основное место занимали конспекты по медицине, биологии, алхимии и травам, подтверждающие слова керр Дорфа о роде занятий покойной. Рядом на стене висел диплом, согласно которому Зельда Кракеншвестер посещала в качестве вольнослушательницы лекции Картенского медицинского университета, пусть и не такого известного, как столичный, зато гораздо менее консервативного.
На нижней полке Юрген обнаружил несколько религиозных трудов, предназначенных, вероятно, для тех, кому не помогли медицина и алхимия. Стажер вытащил с полки книжицу в дорогой кожаной обложке, пролистал несколько страниц.
«Взял Господь глину земную и свет небесный и вдохнул в них жизнь, создал человека по образу своему и подобию, и ввел царем в сады и чертоги сотворенные. Значит это, что корнями человек срастается с землей, выходит из нее и в нее же возвращается, питаясь ею, ее же становясь пищей.
Душа же его вольна равно обратиться к эфирным сферам и к геенне огненной, и нет над ней власти ни у иного человека, ни у Господа…»
– Керр Фромингкейт, – отвлек его от чтения Вильгельм, – если у первого отдела остались вопросы, давайте с ними закончим.
– Простите, – извинился Юрген, продемонстрировал книгу. – Келер Кракеншвестер была истинно верующей?
Он тут же осознал, какую глупость ляпнул: по-настоящему религиозный человек никогда бы не совершил самоубийства.
– Не сказал бы, – задумался Вильгельм, не став поправлять. – Нет. К Матери-Церкви она относилась с почтением, воскресные службы посещала, но не более чем ожидается обществом от добропорядочной христианки. Слышал, последнее время ее часто замечали в обители Божьих дочерей. Возможно, книги оттуда.
– Обитель Божьих дочерей?
– Есть у нас неподалеку закрытый пансионат для женщин с достаточно строгим и консервативным уставом.
– Монастырь?
– Можно и так назвать, – Вильгельм поскреб бороду. – Хотя к Церкви он будто и не имеет официального отношения, а спонсируется частными меценатами.
– Зачем кому-то потребовалось создавать подобное заведение? – искренне удивился Юрген. – Неужели находятся желающие… жить вот так, по чужой указке? Право слово, как в Темные века!
Пусть его детские годы и прошли в интернате для одаренных, а может именно поэтому, молодой человек не мог понять, как кто-то сознательно и добровольно готов запереться в клетке сам или без острой необходимости отдать в религиозную тюрьму своего ребенка.
– Керр Фромингкейт, не поймите превратно, – замялся егерь. – Старые традиции отмирают, им на смену приходят новые порядки – и это естественно, это здорово. Но не рискуем ли мы выплеснуть вместе с водой младенца? Нынче люди больше заботятся о земных благах, чем собственной душе, – Вильгельм выразительно покосился на макфарлейн собеседника, снова вгоняя того в краску. – Когда вы сами станете отцом, то будете обеспокоены правильным воспитанием нового поколения. Особенно дочерей.