Гольф с моджахедами
Шрифт:
Какие козыри ложились на руки!
— Мой ход в поддавки, — сказал я. — Сдаю всю партию.
— Выиграли, значит? — спросил Праус Камерона. — А какая ставка у нас? Что платить?
— Давайте договариваться, — сказал я.
— Итак? — спросил Праус.
— Я отлучусь в туалет, — предложил Бервида.
— Да бросьте жеманничать, Цтибор, — сказал я. — Если Праус не возражает…
— Он не возражает, — сказал Праус. — Вы говорите между собой, а я послушаю.
Он действительно представлял отдел внутренних расследований спецкомиссии. Когда я назову цену за ефимовский захват и расходы по его вызволению, Праус — разумеется, поторговавшись — утвердит
— Мои расходы по данному делу — это раз, — сказал я. — Во-вторых, выход на канал к Ефиму Шлайну. В третьих, суть вашей затеи в Чечне — в общих контурах, конечно… Все. Остальное, я думаю, Ефим Шлайн и сам разглядит внутри этой… Горы, как вы её называете.
— Ваш тариф, детектив? — спросил контролер Спецкомиссии Праус Камерон.
Спросил на засыпку. Назови я тариф, он решит, что я действительно частный детектив, а не кошу под него, стало быть, не государственный служащий, и тогда Праус попросит, чтобы я вывел их московскую парочку напрямую к шлайновскому начальству. А уж этого Ефим Шлайн совершенно не желал! Иначе написал бы записку не мне, а своим… К тому же я и не знал шлайновского начальства.
Причин, по которым Ефим не хотел ставить в известность сослуживцев, я видел две: он остерегался крота в Москве, о чем косвенно свидетельствовали усилия Виктора Ивановича, и пустился на Кавказ без санкции, о чем свидетельствовал сигнал в виде развернутых колес «Рено» на подвальной стоянке дома в Крылатском.
— Оплатите по нормам Спецкомиссии, — ответил я. — Подходит?
Праус Камерон пришлепнул ладонью по столу между кружками. Представляю, какие командировочные они огребали в своей конторе!
Мои финансовые дела, кажется, улучшались.
— По остальным вопросам просветит Цтибор, — сказал Праус. — Вы ведь не видели Праги толком? Отвезу-ка я вас с ним на Карлов мост, пройдитесь там, потом в гостиницу к джинсовому ковбою, да и в аэропорт. Вы торопитесь, Бэзил, я знаю…
9 марта 1994 года в башкирском городе Дюртюли глава местной администрации и заместитель председателя Верховного Совета Республики Башкортостан толкнул калитку своей усадьбы. Киллер грамотно закрепил растяжку между чекой гранаты Ф-1, заложенной под утрамбованной землей, и засовом. Гранату, как выяснили следователи, продали со склада боеприпасов Уфимского вертолетного училища за пару бутылок водки. Исполнителем заказа оказался прапорщик Уфимского отряда спецназа, оставивший на месте преступления следы крови.
Несколько недель спустя в Вильно угнали «Лендровер» президента Литвы. В последующие дни машин в городе лишились председатель Национального банка, три члена сейма и несколько высших полицейских чинов.
2 декабря 1995 года трое фельдъегерей правительственной курьерской службы прибыли из Москвы в Новосибирск. Спецмашина встретила их у трапа самолета. Выйдя из автомобиля с тремя несгораемыми баулами у здания новосибирского отдела правительственной связи, в самом центре города, группа подверглась нападению. Двое бандитов выглядели кавказцами, третий, главарь, был лицом славянского происхождения. Отобрав баулы, троица скрылась на той же машине, которая привезла фельдегерей. С баулами исчезли 500 тысяч немецких марок.
На постсоветском пространстве происходили в те дни и в тех же местах сотни других преступлений. Но эти три затронули репутацию службы, которая «обид» не прощает, — агентуры БНД, германской внешней разведки. Мэр Дюртули поддерживал особые отношения с деловыми и не только деловыми кругами Лейпцига.
Праус Камерон, специальный агент БНД, нашел киллера, который подложил уфимскому правосудию вместо себя прапорщика спецназа. Киллер заранее обзавелся малым количеством крови прапорщика, а судебные эксперты сочли, что прапорщик порезался колючей проволокой над калиткой. Угонщиков в Вильно отловили тоже по следам крови и отпечаткам пальцев. На спецмашине новосибирской фельдегерской службы нашли кровь и отпечатки «авторитета», безвылазно сидевшего в СИЗО уже полтора года.
Почерк принадлежал «джинсовому ковбою», владельцу нескольких ресторанов в Ставрополе. Праус Камерон переговорил с ним. После этой встречи «джинсовый» покинул Кубань и обосновался в Праге. Запросы об экстрадиции, естественно, не поступили, поскольку любые оперативные или розыскные действия БНД на иностранной территории правовых последствий не имеют. Только информационные. При этом, как на сто процентов законопослушное учреждение, немецкая спецслужба приступает к действиям лишь по рекомендации свыше. Всегда и неизменно.
«Джинсовый ковбой» понимал, что за покой нужно платить. И платил. Последний раз — обеспечив Бервиде через Ставрополь и Тбилиси контакт с Хаджи-Хизиром, у которого в лапках — Бервида так и сказал «в лапках» — и, конечно, не по вине Цтибора (а что ему на его должности оставалось делать, как не хватать нарушителя горского суверенитета?) теперь оказался Шлайн.
Пока мы шли по Карлову мосту через Влтаву, Цтибор наставлял меня, как действовать. Для начала — намекнуть «джинсовому», что Цтибор видел, как он гоняется на «фольксе» за его «Ауди» и знает насчет прослушивания. Затем можно надавить посильнее, сказав, что в случае отказа сотрудничать со мной «джинсовый ковбой» в лучшем случае вылетит из Чехии первым же самолетом. В худшем — его привлекут за содержание притона.
Насчет изгнания Цтибор, конечно, перехватил. Замазанные «контакты» обычно сохраняются до полного «отжатия». Да я и не думал, что шестимесячная служба Бервиды у Хаджи-Хизира осталась без продолжения. Сменщик, наверное, уже на месте. Операция Спецкомиссии вокруг Горы развивается. Ну, а в тюрьму «джинсового ковбоя», конечно, могли спрятать — хотя бы от Бэзила Шемякина, это выглядело вполне реальной возможностью.
Без Прауса рабочим языком сам по себе стал русский.
По штормовой темной Влтаве порывы ветра тянули извилистые светлые полосы, сдували под набережную серых взъерошенных лебедей и мелковатых крякв. Скульптуры святых на парапете теряли очертания, превращались в силуэты. К тому же пошел снежок. Мост казался пустынным.
— Кто ваш святой? — спросил Цтибор.
— Николай, — сказал я.
— Вот это святой Николай из Толентино, он раздает хлеб бедным…
Пришлось повернуться лицом против ветра. Снег и холодные порывы выгоняли слезы.
— А за ним, вот посмотрите… Сразу за святым Николаем, на балконе здания… на набережной которое… поставлен фонарь, и там есть изображение мадонны с вальком для стирки. Видите?
Может быть, я и видел. На всякий случай кивнул.
— Мадонна объявилась в паводок и спасла прачку. Дуреха, когда вода поднялась, чуть не утонула… А фонарь — тоже приметная штуковина. По поверью, если идешь мимо и он вдруг погаснет, не жить тебе больше года с этого самого момента.