Голливуд истекает кровью

Пенроуз Х. Р.

Глава 25

Рейн

Я всегда держал себя в руках на коротком поводке; для меня это было так же естественно, как дышать. Но реактивное поведение, которое я проявлял в последнее время, имело прямое отношение к женщине, которая вторглась в мой дом и разум.

— Она пробуждает в тебе человечность. Приятно наконец увидеть, — подал голос Дарио.

Моя рука крепче сжала стакан. От моего внимания не ускользнуло, что она вызывала во мне другие чувства, более глубокие. Мне

было все равно. Что-то сдвинулось между ней и мной, как тектонические плиты, что-то фундаментальное.

Опрокинув напиток в бокал, я насладился огненной дорожкой, которую он проложил по моему горлу, и облокотился на стол. Я отключился, но слова Дарио донеслись до меня. Человечность. Она пыталась изменить меня, все, что я построил, все, что я блокировал.

— У меня есть ты, Рейн, детка. Мамочка любит тебя. Давай помоем тебя.

— Я никогда не покину тебя.

— Ты не твой отец. И никогда им не будешь.

— Эмоции ослабляют физические способности. Надо избавляться от них. Значение имеет только империя Марчетти. Больше ничего.

— Совсем как я. Рожденный от своей крови.

Стелла Марчетти ошибалась по многим пунктам. Я был хуже Раймонда, но по-другому. Искусно превращенный в оружие, которое уничтожало не только его, но и других. И она решила уйти. В моей голове грохотали невыполненные обещания. Лучшие моменты Раймонда тоже были отмечены кружочком.

Моя рука разжалась; осколки стекла дождем посыпались на стол и на колени, пока я смотрел прямо перед собой. Согнув руку, я почувствовал укол стеклянных осколков, впившихся в мою ладонь, но, как и ожидалось, не в полной мере, как должно было быть больно.

Боль была преобладанием разума над материей.

Кровь обильно сочилась из порезов на моей руке. Я рассеянно моргнул, когда сквозь туман донесся голос Дарио.

— Черт возьми, чувак! Что с тобой не так? — он умчался и вернулся с аптечкой первой помощи. — Нет. Даже не отвечай на это. Это слишком длинный список. Cazzo, — он покачал головой.

Я встал, стряхивая осколки с колен, и пересел на диван. Дарио взгромоздился на кофейный столик, доставая пинцет, когда я протянул руку в знак согласия. Вошла горничная, убирая беспорядок, который я устроил. Все из-за Пэрис.

Я стиснул зубы. Мою руку протерли антисептической салфеткой. Я заметил крошечные ссадины, теперь покрывавшие мою ладонь, и проклинал себя за то, что позволил этому случиться.

Выбросив салфетку, я обернул руку тканью, хотя маленькие капельки крови уже просачивались сквозь нее. Ей просто нужно было свернуться. Ничего особенного.

— Готово. Заживление не займет слишком много времени, если ты больше ничего не будешь делать с этой областью, — он бросил на меня уничтожающий взгляд, полный осуждения, зная, что я балансировал на грани невозврата.

Ты потерял это. Нет, далеко не так.

Зная, что я должен был сделать, ухмылка тронула мои губы.

Дарио достал свой телефон, вызывая остальных наших людей.

— Приезжайте

сюда сейчас же. У нас проблема, вызванная Рейном, — он уставился на меня, его глаза расширились от того, что я изменился в лице. — Сейчас начнется дерьмо.

Он знал меня слишком хорошо.

— Не делай ничего, о чем потом пожалеешь. А еще лучше, выспись, — он сунул телефон в карман, пытаясь воззвать ко мне, но безуспешно.

Прямо сейчас меня не волновало, что ее реакция была зеркальной моей. Меня не беспокоило, что она поднималась до моего уровня и сопоставляла эти извращенные эмоции, бушующие во мне, со своим собственным жаром.

Расхаживая по своему офису, я схватил планшет, одновременно набирая код для своего сейфа для документов, извлекая все файлы, чтобы забрать и подарить ей. Я видел на камерах, как она направлялась в столовую, сидела, ни о чем не заботясь, и ела приготовленную для нее еду. Как избалованная голливудская принцесса.

Мои пальцы быстрее забарабанили по планшету; тихий звук щелчок-щелчок помог мне обрести самообладание.

Пришло время. На самом деле, запоздало.

В конце концов, я был просто очаровательным личиком с черным сердцем.

Глава 26

Пэрис

Мое настроение немного улучшилось. Затяжные признаки депрессии не исчезли, витая в моем организме, как собственный бьющийся пульс. Это было на третий день, когда я рискнула спуститься вниз из того места, где пряталась в помещении, которое теперь называлось моей личной спальней.

Рейн был очень занят; я не сомневалась, что он избегал меня. Возможно, его личный предел был исчерпан; кто знал. Может быть, он почувствовал эту связь между нами и сбежал, как будто физическая дистанция могла разделить нас эмоционально. К сожалению, не смогла. Я пыталась. Я ненавидела чувствовать себя так — зависимой от кого-то, надеясь, на взаимный ответ. Это была всего лишь почва для разочарования, и я чувствовала, что оно назревало, готовое обрушиться.

Я связалась с Даней и успокоила ее, сказав, что со мной, на самом деле, все в порядке — мне пришлось вкратце объяснить, как материализовалось мое настроение — она неожиданно обняла меня, и я обняла ее в ответ. Это было приятно, но странно. Иметь друзей, которые, казалось, беспокоились только о тебе как о личности, а не о твоей карьере, было для меня в новинку.

Я сидела одна в просторной столовой и ела домашние спагетти болоньезе. Черт, мне нужно будет раздобыть точный рецепт этого блюда, когда меня в конце концов выпустили бы из этого особняка.

Через несколько минут, как будто я мысленно позвала его, Рейн ворвался в комнату, отдавая приказ убрать еду. Его голос был устрашающе спокойным, расчетливым. Я сжала губы, не произнося ни слова, поскольку плохое предчувствие охватило комнату, шторм вот-вот достиг бы пика.

Персонал тихо перешептывался, бегая вокруг стола и собирая недоеденную еду. Они даже убрали мою недоеденную еду с молчаливыми извинениями. Я молчала. Приказать, чтобы мне забрали еду, когда я наполовину доела, было дурным тоном, а также идиотским поступком, когда он знал, в какой ситуации мне отказывали в еде в детстве. По-видимому, ему было все равно.