Голливуд истекает кровью
Шрифт:
Рейн
13 ЛЕТ
Я чопорно сидел в бронированной машине рядом с моим отцом и моим дядей, засранцем-отцом Дарио, который был вторым в команде. Мы с Дарио действительно наскребли до дна бочки, будучи привязанными к этим двоим как к отцам.
Между ними не было ни капли родительской любви. Они были жестоки — злобны — даже по отношению к собственным сыновьям, которые однажды заменили бы их. Надеюсь, этот день наступил бы скорее раньше, чем позже. Я был полон решимости добиться этого.
Было
Через пятнадцать минут мы подъехали к частному аэродрому. Я презрительно фыркнул, когда мы садились в один из самолетов марки Marchetti. На нем была золотая корона, и он выделялся на фоне частных самолетов кроваво-красным цветом.
Когда я взял бы управление в свои руки, в списке дел было одно: убрать вульгарную маркировку со всех самолетов, вертолетов и автомобилей Marchetti, которыми мы владели. Они были большой красной кнопкой, на которую требовалось нажать и уничтожить. Раймонду нравилось хвастаться своим богатством, своей властью и раздвигать слишком много границ, даже для нас. Потребность быть замеченным и желанным стала бы его падением. Я бы вернул все к основам, сделал бы это более незаметным. На мой взгляд, это было просто умно.
Но что я знал? По его словам, я был неблагодарным сукиным сыном, который не соответствовал имени и наследию Марчетти. Я бы так и сделал, просто не так, как он предполагал.
Я пристегнулся, заняв место подальше от отца и дяди. Оставив их обсуждать планы на последнюю минуту или что-то еще, пока горстка охранников рассаживалась вокруг самолета. Я не знал, о чем еще им было поговорить. Они обсуждали это миллион раз.
Моя спина снова была изрезана металлической пряжкой любимого ремня моего отца и его охотничьим ножом, который он вонзал в меня со всей силы, снова и снова. Все для того, чтобы он мог высказать свою точку зрения, но я упустил урок, который он пытался преподать давным-давно; теперь он делал это исключительно ради удовольствия.
Моя спина болезненно натиралась о кожаное сиденье через ткань одежды, когда самолет закачался, пока мы мчались по взлетно-посадочной полосе, набирая высоту. Я стиснул зубы, дыша через нос, чтобы не привлекать внимания.
Вот почему я носил черное или более темные цвета. Кровь становилась практически невидимой. Скрыть багровый цвет более светлой одеждой было невозможно.
Я был вкратце проинформирован; мы ехали на условленный деловой звонок семье Говони. Другой семье, у которой была небольшая доля в итальянской мафии.
Несколько часов спустя мы приземлились, и я сел в другую машину, принадлежащую нашей семье, в то время как четверо охранников спустились в другую машину позади нашей, а двое других охранников присоединились к моему отцу, дяде и мне в первой машине с водителем. Я был уверен, что Раймонд заставил своих водителей проехать сотни тысяч миль по стране только для того, чтобы они могли обслужить его на этой встрече, вместо того чтобы нанимать местных.
Сорок
Это было фатальной ошибкой — позволять кому бы то ни было, кроме сотрудников вашей организации и тех, кому вы доверяли, знать, где вы оставались ночью. Это было в значительной степени открытым приглашением к засаде. Я бы изменил это, когда был бы главным. Я бы прятался на виду, с закрытой собственностью, скрытой от посторонних глаз.
Мы все показали свое оружие охране, и они смущенно кивнули, расступаясь, чтобы пропустить нас в особняк, не пытаясь его снять. Хорошо. Я бы все равно не отказался от своего.
Анджело Говони ждал в фойе, рядом с ним стояли его сыновья — наша личная приветственная группа. Между семьями Марчетти и Говони установилось временное и непрочное перемирие. Так было с незапамятных времен.
— Пойдем, — Анджело шагнул вперед, пожимая руку моему отцу и отцу Дарио. — Нам многое нужно обсудить.
Следуя за ними по коридорам в большую жилую зону, я обвел взглядом комнату, отмечая выходы и безопасные места. На вражеской территории никогда нельзя быть не слишком осторожным.
Мужчины сели за большой стол, тихо переговариваясь. Меня охватило дурное предчувствие. У меня было ощущение, что все, что они обсуждали, касалось меня. Иначе меня бы здесь не было. Не для чего-то настолько важного.
Раймонд предпочитал держать меня подальше от всего, что позволяло мне подняться выше него, но это не сработало. Я обходил его препятствия.
Я с важным видом подошел к колыбели, установленной в углу комнаты. Его жена Джулия сидела неподалеку, внимательно следя за всем, что происходило в комнате.
Посмотрев вниз, я сунул руки в карманы и увидел крошечное, хрупкое человеческое существо, уютно завернутое в бледно-розовое одеяло. Маленькая девочка. Новейшее издание для семьи Говони и их единственной дочери.
У меня было достаточно двоюродных братьев и сестер и друзей дальней семьи, и у меня был изрядный опыт обращения с младенцами, поэтому я наклонился вперед, уверенно положив одну руку ей на затылок для поддержки, а другую под туловище. Я поднял ее, прижимая к груди.
Я сдержал ухмылку, когда в глазах матери мелькнуло что-то похожее на страх.
— Можно мне подержать ее? — спросил я, хотя вопрос был спорным, поскольку она уже прижалась ко мне.
Джулия открыла рот, чтобы возразить, но так же быстро его захлопнула. Но не раньше, чем Анджело заметил. Она, казалось, заметно съежилась на своем месте, когда он махнул рукой и пробормотал "да", совершенно согласный и не заботящийся о том, что его новорожденная дочь находилась на руках у незнакомца.
Мой отец дерзко ухмыльнулся мне, как будто я впервые в его глазах сделал что-то правильно. Но я сделал это не для него. Я хотел обнять ее для себя.