Голливудская трилогия в одном томе
Шрифт:
– Не стоит, Рикардо. Я продала свои кольца много лет назад!
– Вы меня помните? – спросил он, потрясенный.
– Рикардо Лопес, известный также как Сэм Кан?
– Но кто же тогда Констанция Раттиган?
– Я сожгла свое свидетельство о рождении вместе со своими трусиками.
Констанция указала на меня:
– А это…
– Я знаю, знаю. – Лопес даже не взглянул на меня.
Констанция снова рассмеялась, ибо он по-прежнему не выпускал ее руку.
– Вот Рикардо был раньше спасателем в бассейне на студии «Метро-Голдвин-Майер». Каждый день десятки девушек тонули там, чтобы он откачал их и вернул к жизни. Веди нас, Рикардо.
Нас
– Я был всего лишь зрителем, – сказал я тихо.
– Да-да, – пробормотал он, наливая Констанции вино на пробу. – Там был и второй придурок.
– Прекрасное вино, – сказала Констанция, сделав маленький глоток, – прекрасное, как ты.
Рикардо Лопес так и согнулся от смеха. Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
– А кто такой этот второй придурок? – ввернула Констанция, пользуясь моментом.
– Да так, ерунда. – Лопес постарался вернуть себе прежнее выражение человека, страдающего несварением желудка. – Орали друг на друга, чуть не подрались. Мой лучший клиент и какой-то попрошайка с улицы.
«Ах вот как, – подумал я. – Бедный Кларенс, всю жизнь выпрашивавший себе хоть отсвет звездной славы».
– Твой лучший клиент, мой дорогой Рикардо? – переспросила Констанция, удивленно хлопая ресницами.
Рикардо метнул взгляд в глубину зала, где у стены стояла сложенная восточная ширма.
– Я разбит. Хотя из меня не так-то легко выжать слезы. Мы были так осторожны. В течение многих лет. Он всегда приходил поздно. Ждал на кухне, пока я не проверю, что здесь нет никого из его знакомых. Непростая задача, верно? В конце концов, я же не знаю всех его знакомых, а? И вот теперь из-за какой-то дурацкой ошибки, из-за какого-то случайного идиота, мой Великий Клиент, возможно, никогда больше не придет. Он найдет себе другой ресторан, который закрывается еще позже, где еще меньше народу.
– У этого Великого Клиента… – Констанция сунула в руки Рикардо еще один винный бокал и знаком показала, чтобы он сам налил себе, – у него есть имя?
– Нет. – Рикардо налил себе, хотя мой бокал по-прежнему оставался пустым. – И я никогда не спрашивал. Он приходил сюда много лет подряд, хотя бы раз в месяц, и платил наличными, заказывая лучшие блюда и лучшие вина. Но все это время мы обменивались с ним разве что тремя дюжинами слов за вечер.
Он молча читал меню, указывал, что ему хочется, и все это за ширмой. Потом он и его спутница разговаривали, пили и смеялись. То есть если с ним была спутница. Все это были странные спутницы. Одинокие…
– Слепые, – вставил я.
Лопес бросил на меня гневный взгляд.
– Может быть. Или даже хуже.
– Что может быть хуже?
Лопес посмотрел на свой бокал с вином и на свободный стул неподалеку.
– Садись, – предложила Констанция.
Лопес нервно огляделся вокруг в пустом ресторане. Наконец он сел, медленно отпил вина и кивнул.
– Больные, лучше сказать, – произнес он. – Его женщины. Странные. Печальные. Израненные? Да, с израненной душой, женщины, которые не умели смеяться. Но он смешил их. Так, словно для излечения от своей молчаливой, ужасной жизни ему приходилось веселить других, вызывать в них какую-то странную радость. Он доказывал, что жизнь – это шутка! Представляете? Доказать такое. А потом вслед за своим хохотом он выходил в ночь со своей дамой, слепой, немой или
Внезапный порыв ветра сотряс входные двери ресторана. Мы похолодели. Двери широко распахнулись, с шумом захлопнулись снова и замерли.
Спина Рикардо застыла неподвижно. Он перевел взгляд с двери на меня, словно это я был виноват в том, что в дверях не было никого, кроме ночного ветра.
– О черт, черт, черт побери, – сказал он негромко. – Он ушел навсегда.
– Человек-чудовище?
Рикардо удивленно уставился на меня.
– Вы так его называете? Что ж…
Констанция кивнула на мой бокал. Рикардо пожал плечами и плеснул мне немного вина.
– Что он за птица такая? Ты притащила его сюда, чтобы разрушить мою жизнь? До нынешней недели я был богат.
Констанция немедленно пошарила в своей сумочке, лежащей у нее на коленях. Ее рука, как мышка, скользнула через стул справа от нее и что-то положила. Рикардо ощупал предмет и отрицательно покачал головой.
– Ах нет, только не от вас, дорогая Констанция. Да, это он сделал меня богатым. Но однажды, много лет назад, вы сделали меня счастливейшим человеком на свете.
Констанция похлопала его ладонью по руке, а глаза ее засияли. Лопес поднялся и на пару минут зашел в кухню. Мы пили вино и ждали, глядя, как ветер распахивает входные двери и с тихим шепотом закрывает их в ночи. Вернувшись, Лопес окинул взглядом пустые столы и стулья, как будто они могли осудить его за плохие манеры, и сел. Он осторожно положил перед нами маленькую фотографию. Пока мы рассматривали ее, он допил свое вино.
– Это было снято на «Поляроид» в прошлом году. Один из наших глупых помощников захотел позабавить своих приятелей. Две фотографии, снятые с интервалом в три секунды. Они упали на пол. Человек-чудовище, как вы его называете, сломал камеру, порвал один снимок, думая, что он единственный, и ударил нашего официанта, которого я немедленно уволил. Мы предложили ужин за счет заведения и подарили последнюю бутылку нашего лучшего вина. Все улеглось. Позднее я нашел второй снимок под столом, куда он отлетел, когда Человек-чудовище с ревом полез в драку. Ну разве не горе?
Констанция была в слезах.
– Вот, значит, какой он?
– О боже, – произнес я, – да.
Рикардо кивнул:
– Мне часто хотелось спросить: «Сэр, зачем вы живете? Вам по ночам не снится, будто вы красивы? Кто ваша дама? Чем вы зарабатываете на жизнь, да и жизнь ли это?» Но ни разу не спросил. Я лишь неотрывно смотрел на его руки, подавал ему хлеб, наливал вино. Но бывали вечера, когда он заставлял меня посмотреть ему в лицо. Давая на чай, он всегда ждал, чтобы я поднял на него глаза. Тогда он улыбался улыбкой, похожей на бритвенный порез. Вы видали драки, когда один полоснет другого и плоть раскрывается, как красный рот? Его рот, рот несчастного монстра, благодарившего меня за вино, высоко поднимавшего деньги, чтобы я взглянул в его глаза. Загнанные на кровавую бойню лица, они мучительно пытались освободиться и тонули в море отчаяния.