Голливудский участок
Шрифт:
— Ладно, поедем найдем плохого парня и посадим его в тюрьму.
Наконец Уэсли Драбб с огромным облегчением повел машину прочь от киношного Голливуда в Голливуд настоящий.
Когда они проезжали центр геев и лесбиянок, на город упала тьма, и Нейт сказал:
— Здесь они могут расслабиться. Или напрячься. Это место голливудской мечты. Не понимаю, почему ты здесь не бываешь.
Через несколько минут на бульваре Санта-Моника Уэсли притормозил.
— Посмотри, как шагает тот парень.
Нейт посмотрел на другую сторону улицы и увидел бледного исхудалого мужчину лет сорока с лишним в свитере с длинными рукавами и джинсах, который шел по бульвару, засунув руки в карманы.
— Ну и что ты в нем такого увидел?
— Держу пари, это не вставший на учет досрочно освобожденный. Он идет так, словно гуляет во дворе тюрьмы.
— Ты многому научился в отделе по борьбе с бандами, — заметил Нейт. — Может быть, даже чему-то стоящему, но я этого еще не заметил.
— Полицейские, осуществляющие надзор за досрочно освобожденными, с опозданием вводят данные в компьютер, но его все равно можно проверить. Даже если на него нет ордера, он может иметь при себе наркотики.
— Может, он ищет себе пару, — предположил Нейт. — Это бульвар Санта-Моника, прибежище мужской любви, гомосексуалистов и гомиков-убийц. Он может искать замену тому, кого оставил в тюрьме. Парня с татуировкой обнаженной бабы на спине и дыркой в заднице шириной с туннель метро.
— Мы можем его проверить?
— Да, давай, облегчи душу, — кивнул Нейт.
Уэсли остановил машину в нескольких метрах от мужчины, оба копа вышли и осветили его фонариками.
Худой человек, видимо, к этому привык: он остановился и вынул руки из карманов. С таким парнем можно было не вступать в предварительные переговоры, и когда Уэсли спросил, есть ли у него какое-нибудь удостоверение, тот сам, не ожидая требования полицейских, неохотно подтянул рукава свитера, показав предплечья, покрытые тюремными наколками поверх старых шрамов.
— Больше не колюсь, — заявил он.
Нейт перевел луч фонарика налицо мужчины и сказал:
— Глазки у тебя налитые, приятель.
— Я пью, как настоящий алкаш, — ответил бывший зек, — но не ширяюсь. Я устал сидеть по статье одиннадцать-пятьдесят пять. Я всегда ходил под кайфом, и меня постоянно арестовывали. Как будто по нескольку недель отсиживал пожизненное.
Уэсли записал данные мужчины, в удостоверении личности значилось имя Брайан Аллен Уилки, и пробил информацию по бортовому компьютеру. Оказалось, что его много раз арестовывали за хранение наркотиков, однако ордера на задержание не было.
Прежде чем отпустить его, Нейт спросил, куда он направляется.
— К Пабло, поесть тако.
— Это деревня наркоманов, — сказал Нейт. — Только не говори,
— Понемногу, — сказал Брайан Уилки. — Мне бы не хотелось, чтобы об этом знал мой надзирающий офицер, но сейчас я дошел до выпивки и амфетамина время от времени. Это ведь прогресс, правда?
— Не думаю, что это понравилось бы «Анонимным алкоголикам», приятель, — сказал Нейт. — Это жизнь, а не кино!
Через несколько минут, проезжая мимо «Тако у Пабло», Уэсли с Нейтом увидели перед входом старый автомобиль и пару тощих наркоманов, спорящих с другим парнем, тоже явным наркоманом. Дебаты были такими горячими, что «торчки» не заметили черно-белую патрульную машину, которую Уэсли остановил за полквартала, выключив фары, чтобы понаблюдать за разворачивающейся перед его глазами сценой.
— Может быть, один из них зарежет другого, — сказал Нейт, — тогда ты сможешь арестовать его за серьезное преступление. Или лучше пусть один из них вытащит оружие, и мы сможем устроить перестрелку. Это развеет твою грусть?
Фарли Рамсдейл размахивал руками, как ветряная мельница, и Олив испугалась за него. По подбородку Фарли стекала слюна, он визжал, как недорезанный поросенок, потому что крохотного роста наркоман, известный под именем Малыш Барт, который был примерно одного возраста с Фарли, не хотел продать ни одну из имевшихся у него двух десятков доз. Фарли отказывался покупать по слишком высокой цене и старался ее сбить.
Олив считала, что Малыш Барт поступает подло, поскольку Фарли часто продавал ему «снежок» по скромной цене. Но все эти крики и ругань доставят им только неприятности.
— Ты неблагодарный кусок блевотины! — орал Фарли. — Помнишь, как я спас твою жалкую задницу, когда тебе так сильно был нужен «снежок», что ты готов был замочить ниггера?
Малыш Барт, на шее которого красовалась татуировка в виде собачьего ошейника, оправдывался:
— Старик, дела нынче плохие, товара совсем нет. Это все, что у меня есть, и больше пока не ожидается. Мне нужно платить за квартиру.
— Ты маленький ублюдок! — закричал Фарли, сжимая кулаки.
— Эй, приятель! — сказал, отступая. Малыш Барт. — Прими успокоительное! У тебя крыша едет!
Олив вышла вперед:
— Фарли, остановись, пожалуйста. Поехали домой. Прошу тебя!
Неожиданно Фарли сделал то, чего никогда не делал. Он дал ей звонкую пощечину, и она была настолько ошеломлена, что секунду молча смотрела на него, а потом разрыдалась.
— Все, хватит, — сказал Уэсли и вышел из машины. За ним последовал Нейт Голливуд.
Фарли не видел, как приближаются полицейские, но Малыш Барт их заметил и торопливо произнес: