Голод – хорошая приправа к пище
Шрифт:
– Зачем её гнать?
– Чтобы не кусалась!
– Она мелкая, как может кусаться?
– Потому и надо её гнать, что она – мелочь пузатая.
– Чем от неё отличается килька?
– Тем, что она не тюлька.
– Килька тоже пузатая?
– Нет, килька не пузатая, обычная.
– Этим и отличается?
– Этим!
– Килька тоже кусается?
– Адалинда, сразу не выговорю твоё имя, ты меня достала тюлькой и килькой. «Не гони тюльку» на блатном жаргоне означает «не говори ерунды». Не мог же я сказать «не говори ерунды» обер-лейтенанту танковых войск группы войск Центрального фронта вермахта…
– Но ты сейчас сказал…
– Я не
– Ты блатной?
– Я русский.
– Ты не русский, ты – варвар. Не умеешь одеваться, не умеешь разговаривать с женщиной. Отправляй-ся домой.
– Больше не приходить?
– Я подумаю.
– Дамам туфли не делать?
– Я поду… – и замолчала.
– Прими заявку на материал.
Немка взяла бумагу, стала читать.
– Передам майору, пусть ищет материал на туфли дамам и сапоги офицерам.
– Когда следующий раз прийти?
– Не знаю, у меня очень много работы в связи с тем, что наша армия удалилась на большое расстояние. Концы длинные, времени на передвижение транспорта уходит много. Москву возьмём, станет легче. Нас переведут на новое место службы…. Тебе очень хочется прийти?
– Привык к твоему запаху духов. Наши женщины пахнут борщом, молоком или мужиком. А ты – всегда духами.
– Минутку, – отошла к столу, открыла ящик, подошла к Ивану. – Держи. Если меня долго не будет в Степановке, если не сообщу о себе, понюхай духи, вспомни обо мне.
«Варвар, я покажу тебе варвара, когда превратишься из офицера в простую бабу, без военной формы. Неделю без меня не выдержишь, сама прибежишь, сняв подковки, чтобы быстрее домчаться. А мы – люди гордые, откажемся, потом по русской привычке простим и загоним по самые помидоры», – бурчит Иван, возвращаясь от Подколодной змеи, преодолевая непогоду.
На переломе
Дождь как резко начался, так мгновенно и прекратился, – ударили сильные морозы, повалил снег. Валентина освободили от рубки леса, перевели на новый фронт работ: очистку ледяной поверхности пруда от снега. В сарае у Глаши отыскалась деревянная лопата, вытесанная из доски, и теперь каждое утро он отправляется во главе бригады чистить от снега лесную дорожку, берег вокруг пруда и лёд на пруду. Вместе с ним потеют мужики его бригады.
Колхозники, свободные от работы в коровнике, чистят снег на дороге в сторону Степановки, Вязьмы и большака.
Раньше, отработав с четырёх утра на дойке коров, после обеда Даша была дома, и Иван мог к ней приходить без опаски. Теперь ситуация изменилась: число коров уменьшилось, доярки высвободились и их перевели на общие работы. Глаша трудится наравне со всеми, возвращается позже Валентина. Иван заскучал.
Давно не видел Подколодную змею и Оксану.
Машины спецотряда номер семнадцать ежедневно совершают рейды то в сторону Вязьмы, то в сторону Пещёрска, иногда в обе стороны. Адалинда мотается с майором. К Ивану не приезжает, к себе не приглашает, забыла о заявке на материал. Иван не напоминает, но его не трогают, не гоняют на снегоуборку, – продолжает сапожничать. Оксана трудится на снегоуборке дороги на Мобосовку, до которой от Степановки три километра. Возвращается поздно.
Как грибы после дождя плодятся партизанские отряды, возглавляемые энкавэдешниками, в большом числе направляемые из Москвы по указанию Лубянки. Деревенский народ вечерами затеняет окна чёрными занавесками, собирается компаниями и разговаривает вполголоса: не потому, что люди боятся быть услышанными, – местных полицаев в деревне нет, сторонние не
Крестьяне, посетившие Вязьму, – ходили пешком, – рассказали, что в городе прошли облавы. Арестовали коммунистических подпольщиков, после пыток расстреляли. Новости мрачные. Из приятных новостей пока одна хорошая: с разрешения немецкого командования открылось богослужение в Троицком кафедральном соборе.
Иван уговаривает братьев сходить в город на рождественское богослужение и Сретенье, – вместе идти веселее и безопаснее. Служба на православное Рождество пройдёт седьмого января, а на Сретенье – пятнадцатого февраля. Братья, люди верующие, охотно согласились послушать службу, несмотря на то, что придётся добираться туда и обратно пешком. Услышав разговор, Дарья и Клава сговорились с мужьями сопровождать их в церковь.
Заспорили о числах. Иван предложил идти шестого, а братья – седьмого, доказывая, что Рождество начинается седьмого января.
Иван, знаток церковных праздников, пояснил, что речь в данном случае идёт не о начале праздника, а о рождественской службе. На богослужении поются слова тропаря и молитвы в честь праздника Рождества Христова. В молодости он пел в церковном хоре и сильным голосом, на манер молитвы, пропел: «Рождество Твоё, Христе Боже наш, озарило мир светом знания, ибо через него звёздам служащие звездою были научаемы Тебе поклоняться, Солнцу правды, и знать Тебя, с высоты Восходящее Светило. Господи, слава Тебе!»
В сочельник рекомендуется до вечернего богослужения поститься. Если по каким-то причинам поститься не получается, следует отказаться от мяса и спиртного.
В советское время крестьяне не соблюдали пост, о чём Андрей и напомнил Ивану:
– Без мясного блюда целый день кидать снег на дорогах тяжело, мужики не выдержат.
– Значит, в пост мясо оставляем. Православная религия рекомендует людям труда: «В уста можно, из уст – нельзя». Другими словами, рабочему человеку не возбраняется вкушать скоромную пищу, а вот плеваться, материться, произносить богохульные слова – сие есть грех большой.
Роман согласился:
– Без мата месяц выдержать можно. Насчёт же того, что нехорошо плеваться, так мы и так не плюёмся. Вместо плевка говорим: «Тьфу, на тебя!» С твоим предложением поститься подобным образом соглашаемся.
– Вечером шестого января после службы сядем за стол сочельника. По Божьему укладу следует накрывать двенадцать постных блюд.
– Как, Даша, сможешь выставить на стол столько постных блюд?
– Наутро столько же?
– На один вечер. Пост заканчивается ночью с наступлением Рождества, седьмого января! В этот день с утра верующие принимают рождественские таинства: причащаются и исповедуются. Затем слушают молитву.