Голод. Дилогия
Шрифт:
– И непроходимая для магов пелена затянула границы Сурры, – закончила Кессаа.
– Пока – да, – прошептала Тини.
– Разве можно разрушить заклинание самой Сето? – удивилась Кессаа. – Отчего маги Суррары или даже Ирунг, надеются на это?
– Они хотят, прежде всего, попробовать подчинить себе алтарь, – пробормотала Тини. – Или отыскать отголоски крови Сето среди ныне живущих.
– Зачем? – не поняла Кессаа.
– Чтобы уничтожить алтарь и освободить Суррару.
– Чтобы столкнуть ее с серыми? – Кессаа нахмурилась.
– Может быть, – вздохнула Тини. – Или объединить с ними, чтобы совсем уже ничего не осталось от Скира.
– Но
– Не чья-то, а кровь Сето! Три раза… Число три тебе знакомо? В скольких заклинаниях ты встречала повторение по три раза? Сколько было их – Сето, Сади, Сурра? Три – это полнота! В тот миг, когда алтарь Исс в третий раз будет орошен кровью Сето, он наполнится, а значит, холодное пламя его насытится и потеряет силу, потому что сила в голоде, в алчности, в недостатке! Понимаешь?!
– Почему ты кричишь? – прошептала Кессаа. Тини нервно смахнула с волос снег. Ее ведьмы лежали неподвижно – порой они вообще казались Кессаа ожившими трупами, а жрецы храма Исс нервно ворочались.
– Я не открываю никаких тайн, – пробурчала Тини в сторону. – Хотя, думаю, что, если бы маги Суррары были уверены, что среди живущих сохранилась хоть капля крови Сето, они бы сделали так, чтобы на алтарь эта кровь лилась водопадом! Но разве мы за этим идем? Твое дело – совершить обряд, после чего баль сами будут заботиться о себе.
– И ты ради этого бросила храм? Потеряла все? – удивилась Кессаа.
– Потеряла? – удивилась в ответ Тини и рассмеялась. – А что, если нашла?
– Подожди. – Кессаа внезапно все поняла, и сама улыбнулась, и ей стало стыдно за собственную улыбку, и она поспешила задать вопрос: – А второй раз? Кто второй раз полил кровью алтарь?
– Сама Сето, – выдохнула Тини. – Зло пробудилось в Суйке. Сето не могла больше сдерживать его, оставила город и пришла к Мелаген. Та не пустила ее в дом. Она так и не простила ей Исс. Или боялась, что сама окажется следующей жертвой. Сето посидела на камне, который теперь называется алтарем Сето, и пошла на холм Исс. Храм Исс тогда уже стоял, правда, он был маленьким. Сето призвала жрецов и спросила, как они определяют, кто будет среди них старшим? Кто-то ответил, что прежний жрец, когда приходит время умирать, пишет имя преемника на алтаре, затем предсмертный слуга льет на алтарь муравьиный мед, который делает незримой наведенную магию и зримой скрытую. И все видят, кто станет следующим жрецом. «Так и делайте, – согласилась Сето, – только не надо старому жрецу ничего писать на алтаре, новый жрец сам все будет понимать. А теперь уйдите до утра». Жрецы в благоговении покинули храм, и Сето перерезала себе горло над алтарем. В тот же миг запылало кольцо вокруг Суйки и его нечисть оказалась заперта там на долгие годы.
– Но не навсегда? – спросила Кессаа.
– Так же как и магия Суррары, – усмехнулась Тини. – Но Сето больше нет, а потомки Мелаген растворились без следа. Хижина – и та рухнула.
– Почему Эмучи пришел к тебе?
– Это я пошла к нему, чтобы понять слова, которые прочитала в храме Суйки.
– Ты можешь рассказать мне о них?
– Могу. Хотя ты могла бы прочитать там и другие слова. Я прочла следующее: «Если хочешь победить Зверя, яви его».
– Что это значит? – не поняла Кессаа. – Что ответил Эмучи?
– То и ответил. – Тини прикрыла глаза. – Чтобы победить Зверя, его нужно явить. Нельзя победить незримое, рассеянное, бесконечное… Спи. Завтра
– Почему? – уже сонно прошептала Кессаа.
– Он верил, что страдания искупают не только собственные проступки, но и проступки богов, – вздохнула Тини. – А мне всегда казалось, что в таком размене смерти и страданий одного Эмучи маловато, как бы жестоки ни были его муки…
Глава двадцать девятая
Кессаа не помнила, когда она заснула, но то, что ей снился сон, поняла с первого мгновения. Только во сне она могла вновь оказаться в храме Сади. Но странно, не тишина и умиротворенность ночных залов внушали ей спокойствие, а осязаемая мысль, что и Ирунг, и Седд Креча, и почти неизвестный ей Арух – все они были далеко, на окраине заснеженных бальских лесов, и, значит, она могла их не опасаться. Кессаа бежала по пустынным коридорам, чувствовала босыми ногами холод камня. Ее разгоряченное лицо ощущало каждое дуновение сквозняка, впитывало тепло масляных ламп, но главным было желание упоительного танца, жажда собственных очищающих и облегчающих слез. Она влетела в главный зал и замерла. Светильники уже горели, каменный бог точно так же лежал на алтаре, но что-то изменилось.
Кессаа прислушалась, обернулась, скользнула взглядом по тонущим в темноте стенам, медленно задвинула за собой засов. Сегодня за ней никто не наблюдал. Сегодня она действительно должна была танцевать только для Сади.
Кессаа медленно распустила узел на груди и позволила платью соскользнуть на пол. Где-то в отдалении громыхнула колотушка сторожа, и девушка начала танец. Вращаясь вокруг себя, вздрагивая, как язык пламени на холодном факеле, падая и вставая, перекатываясь из стороны в сторону, она медленно двинулась к алтарю. Легкость не приходила. Она кусала губы, она жмурилась, она пыталась поймать то ощущение полета, которое пришло к ней в первом танце, но ничего не получалось. Не было не только слез, но и танца. Она только кривлялась, и когда до изваяния оставался шаг, губы каменного бога дрогнули, и Кессаа услышала: «Плохо».
Светильники закружились вокруг нее хороводом. Холод камня мгновенно проник сквозь подошвы, пробежал по ногам, животу, груди и ухватил за сердце. Кессаа пошатнулась, чудом удержалась на ногах, пригляделась и с ужасом поняла, что не Сади лежит на плите, а Зиди. И его глазницы по-прежнему пронзены стрелой и ножом, только кровь на лице уже перестала пузыриться красным, запеклась и почти почернела, и черные губы продолжали шептать что-то уж совсем неслышное – то ли «плохо», то ли те слова, что Зиди сказал ей уже умирая там, в другом храме.
Она сделала шаг назад, с облегчением понимая, что ноги все еще слушаются. Шагнула еще раз, попятилась, запнулась о собственное платье, подхватила его и, увидев, что ослепленный и мертвый баль корчится на алтаре, скребет пальцами плиту, пытается подняться, помчалась к двери, ударилась о нее всем телом, почувствовала боль и тут только заметила, что в груди у нее торчит бальский нож и живот, ноги, руки – все ее тело вымазано в крови.
– Просыпайся, – толкнула ее Тини в утреннем сумраке. – Выступаем. До храма всего лишь три лиги, с этой стороны постов нет. Имей в виду, Ирунг очень силен, он прислушивается. Едва ты начнешь обряд, воинства Скира двинутся к храму, поэтому сделать нужно все быстро. Надеюсь, что жрецы храма Исс дадут тебе достаточно времени.