Голод. Дилогия
Шрифт:
– Только догадалась? – Зия села рядом, провела ладонью по острым лопаткам Айры, взъерошила мокрые волосы. – Я уж давно поняла. А ведь права ты, девка: молодая танка она. Не знаю уж, попадет ли в нее Лек, а прицелился он точно в нее. Вот только мишень-то такая на один выстрел и годится – не больше.
– В кого это? – подскочила к лавке такая же худая, как и Айра, Зерта. – В кого прицелился?
– В нее вот, – щелкнула по лбу Айре пальцем Зия.
– Вы… это… – Зерта с сомнением почесала плечо. – Размять там, распарить – я тоже согласна. Но вот по лбу меня щелкать не стоит. Пользы никакой, а мозги вышибить – нечего делать!
С утра Айра уже сидела в седле. Одежду ей Зия подыскала прочную, плащ выделила теплый. Еще и шерстяной капюшон нашелся с длинными хвостами, каждый в два локтя, так что и шея, и даже плечи оказались в тепле. За спиной теперь торчала рукоять гиввского меча, который Айра даже приноровилась вытаскивать, не слишком сильно сдвигая ножны. На поясе нашли место нож и сумка с серебряным футляром, который так и не стал вновь горячим – наоборот, холодом теперь отдавал. Правда, никакого посоха или жезла у колдуньи не оказалось, и подходящего ничего не удалось сыскать. Можно было бы срезать ствол одного из мертвых деревьев, но Зеес только что стеной их не огораживал. Так и отправились в путь, оставив у холодного переката десяток стражников да пару десятков закованных в цепи дучь – ворочать и тесать камни да поднимать понемногу древнюю дучскую башню и стену напротив переката ладить, чтобы на корептские предгорья лишний раз не оглядываться.
Тронула Айра лошадь, уже с первого шага собственной слабости огорчившись, а все легче дело пошло, чем неделю назад. Уже на второй день не сползла на привале с лошади, а спрыгнула, а на четвертый и на лошадь взлетела, стремян не касаясь, хотя тот же Зеес сказал, что, если бы он столько же мер весил, как шаманка эта приблудная, так и вовсе бы через лошадь перелетал, даже до луки не дотрагиваясь. Быстро сила в тело возвращалась, а кроме нее и иная сила чувствовалась. Помнила Айра подобное чувство – оно приходило после всякого удачного колдовства, вот только радости теперь не приносило. Вокруг самой себя страшно было смотреть. Горела дучская земля, а где не горела – или истекала кровью, или от горьких мук исходила корчами.
Радучей звалось королевство дучь, что, как Айра знала, только и значило – земля дучь. Правда, тем же словом на дучском языке и радость прозывалась, так вот земля еще оставалась, а радость таяла, таяла – да сгинула вовсе. Дорога, по которой торопился к столице королевства отряд, с каждой лигой к северу становилась все более нахоженным трактом, вот только ноги, что эту землю утоптали, руки, что ее расчистили да камни в ее полотно забили, большей частью отходили и отработали свое навсегда. Деревни через одну чернели остовами сожженных домов, поля были заброшены, вдоль дороги метались стаи одичавших собак. Но там же, где дома еще стояли, либо темнели серыми колпаками хеннские шатры, либо чернели неясными силуэтами распятые на траве или на пуках хвороста люди. Распятые и сожженные. И всюду – кости, кости, кости.
Ноя, как обычно, молчала, словно ее родной земле и не угрожало нечто подобное, а Зия, видя, что Айра мрачнеет день ото дня, только усмехалась, пока на одном из привалов не ткнула колдунье в руки миску с едой и не приказала жестко:
– Ешь!
Ночью, когда Айра приготовилась уже забыться тревожным сном в холодном шатре, Зия толкнула ее в плечо:
– Не нравится?
Ничего Айра не ответила в темноте, но Зия, похоже, ответа и не ждала:
– Война. Понимаешь? Война!
– Понимаю, – прошептала Айра и закрыла глаза.
Разговор продолжился утром. Зия придержала коня и, поравнявшись с Айрой, прошипела ей на ухо:
– Ребенка сожженного увидела? Головы, бродячими собаками изгрызенные, разглядела? Неужели думаешь, сайды иначе войны вели? Или не знаешь, что они творили с бальскими деревнями? А слышала, каким казням подвергаются несчастные на скирской арене?
– Разве я что-то спросила? – попробовала изобразить недоумение Айра.
– А и говорить ничего не надо, – отрезала Зия. – На морду твою постную посмотреть достаточно. Не скажу, что и я рада тому, что увидела, хотя за те месяцы, что дорога в Суррару у нас заняла, мало что изменилось. Свежих трупов мало. Ни одной только что сожженной деревни я не вижу. И знай, что две трети пожарищ вынужденные – хворь по Крине и Радуче пошла: корча не корча, а покрывается человек пятнами и умирает, а потом уж, сама знаешь, туда же уходит, куда и прочие мертвецы топают. Вот только там, где пройдет, всякий встречный ту же болезнь хватает. Только и спасаемся, что сжигаем каждую деревню, где хоть один такой больной появится!
– Хенны, выходит, такой заразой не болеют? – не поняла Айра.
– Болеют, – кивнула Зия. – Но недолго. Шаманы убивают больных и спасают остальных. Кстати, у Лека теперь шамана нет. Ты умеешь лечить эту заразу?
– Не знаю пока, – огрызнулась Айра и поторопила кобылу.
– Что ж, – догнала Зия колдунью, – увидим. Ты ведь и против Санка не с большой уверенностью пошла, так что загадывать не стану, но главное тебе скажу – иначе очень трудно тебе придется. Впрочем, что я? Трудно тебе придется в любом случае!
– Очень трудно, – неожиданно добавила Ноя с другой стороны.
– О чем предупреждаете меня? – не поняла Айра. – Пока что все, что я выбрала, – путь до Дуисса, о большем не задумывалась.
– Не дело женщины – выбирать, – усмехнулась Зия.
– Не дело женщины – задумываться, – добавила Ноя.
– Вы бы мне это сказали, когда Лек меня вместо шамана за те колья позвал! – вскипела Айра.
– Те колья тебе еще поперек глотки встанут, – пообещала Зия.
– Хотя сразу должны были встать, но больно шустра ты оказалась, – заметила Ноя. – Или на сладкое поползла?
– Знаешь, как хенны говорят о сладком? – поинтересовалась Зия. – Сладкое на кончике ножа подносят. Зажмуриваясь от удовольствия, об остром не забывай!
– Это и есть то главное, о котором поведать мне хотела? – выпрямилась в седле Айра.
– Главное не это, – вдруг поскучнела Зия, по сторонам огляделась, голос снизила.
Даже Ноя отстала, поймав взгляд хеннки, а прочие воины и так не приближались к колдунье. Впереди полсотни хеннов держали строй, сзади четыре десятка, да десяток дорогу разведывал, обещая к вечеру небольшую уютную дучскую крепость с горячей водой и спокойным сном.
– Не это главное, – повторила Зия. – Главное в том, чтобы ты на сердце свое наступила, если выжить хочешь. О милосердии забыла. О гордости. О доверчивости. А знаешь почему? На юге Великой Степи, в тысячах лиг от Томмы, в которой лучшие мастера Гивв, Крины, Етиса и Радучи возводят прекрасные дворцы для покоривших их хеннов, начинается безжизненная пустыня. Много дней пути нужно выдержать без воды, чтобы достигнуть ее предела. Там раскинулись иные степи. По ним бродят стада диковинных зверей и растут огромные деревья, раскидывающие кроны на сотни локтей во все стороны. Там родина Чаи. Но еще дальше на юг стеной стоят огромные горы. Они такие высокие, что и скирские горы, и корептские, и даже Сеторские, что пронзают небо за мангскими болотами, рядом с ними показались бы холмами. Те горы так высоки, что никто не видел их вершин – они тают или в облаках, или в синей выси. Так вот, иногда с этих гор скатываются лавины. Ты можешь себе представить снег, смешанный с водой и камнями, который несется вниз, а потом разбегается на многие лиги по равнине, уничтожая все на своем пути? Никто не виноват в этих лавинах: приходит время, и они несутся к зеленым травам, к деревням и городам, к стадам и полям. И убивают всех. Спасаются единицы – и через долгие годы на тех же местах вновь появляются деревни, поля и стада. Понимаешь?