Голос гнева
Шрифт:
«Афина полагает, что да. Какой условный сигнал хочет установить Ника?»
— Хм. Например, «внимание», или что-то такое. Я впервые взаимодействую с кем-то, вроде тебя. У тебя самой есть идеи?
«Афина может вызывать некоторые чувства. Например, при точечном воздействии на миндалевидное тело Афина может вызвать тревогу».
— Чтобы я могла отличить ее от своего чувства, оно должно резко начаться и резко пройти. Это возможно?
Ника ощутила внезапный укол тревоги, тут же испарившийся.
— Да, — кивнула она,
«Афина приняла запрет.»
Ника потянула дверь на себя.
— Давай для начала найдем мне завтрак. Есть хочу.
Дороги в квартале Аурул — кригеры не заморачивались с названиями — были невероятно узкими. Два взрослых человека еще были способны разойтись, а вот всадники нет. Хотя всадников в этом квартале и не водилось, по мнению воинов, лошади простым обывателям не требовались и не полагались.
Первое время, достаточно долгое, Ника не могла запомнить расположение этих петляющих тропок, которые и улицами-то не назвать. Общими усилиями технитов их замостили брусчаткой, чтобы не разводить грязь, а вместе с ней и антисанитарию с болезнями, местами высадили оливковые деревья, где-то даже разбили клумбы.
Ника ощущала только щемящую тоску, глядя на эти попытки улучшить свою жизнь. Аурулы, впрочем, быстро научились, и тоже старательно убирали свою часть квартала. Ника слышала слухи, что раньше раз в сезон по домам бедняков-кригеров проносилась какая-нибудь зараза, а сейчас, вот уже шесть лет, все тихо.
«Самые сообразительные у них внизу социальной лестницы», — думала Ника, полностью отпустив себя и шагая, куда глаза глядят. — «В нашем обществе тоже было много несправедливого, но это… Какое будущее их ждет?».
Светило солнце, по-осеннему бледное, верхушки вытянувшихся за пять лет оливковых деревьев трепал ветер, почти не попадающий в сам квартал из-за плотной застройки. Ника шагала, бездумно осматривая низкие глинобитные постройки, уложенные сверху вязанками тростника. Можно было бы заменить их на черепицу, но у большинства бедняков после рабочего дня оставались силы только на ужин и сон.
Наконец Ника шагнула по уже нормально уложенной брусчатке и вышла на широкую центральную улицу. Чуть замерев и задумавшись, она решила пойти наверх.
Колоннады здания Собрания она увидела почти сразу. Огромное здание из мрамора занимало один из углов центральной площади, там проходили и судебные тяжбы, и заседания Собрания, и даже некоторые светские приемы, посвященные главным событиям года.
Ника смотрела на монументальное здание с двускатной крышей, украшенной резьбой и статуями. Она помнила фонтан во внутреннем дворе, небольшой сад вокруг него, ощущение величие, переданное лучшими архитекторами.
Она не была внутри шесть лет. С той самой ночи.
Поежившись, Ника продолжила путь. Добралась до центральной площади и свернула к дневному рынку — палатки ютились в самом углу огромного пустого пространства, где раньше оглашались приговоры, проводили казни и наказания, вводили новые законы и налоговые сборы. Большинство торговцев ставили прилавки дальше, на Рыночной улице, только некоторые покупали себе право стоять здесь. Вряд ли это было оправданно с точки зрения торговли, но Ника их понимала.
— Приветствую, — она чуть склонила голову, остановившись у одной из них. — Что продаете?
— Чем богаты, — в усы усмехнулся дородный мужчина. — Засоленная рыба, свежесобранные оливки, по договоренности привезу зерно. За дополнительную плату перемелем его вам в муку, еще за деньги сразу испечем лепешки.
Он чуть наклонился и тише произнес:
— Еще есть мясо бизонов, лошадей и ланей. Кролики, увы, закончились, но осталась пара тушек перепелов.
— А как достаете мясо? — Ника тоже чуть склонилась над прилавком и рассматривала высушенные тушки рыб.
Торговец усмехнулся.
— Втридорога, девушка, втридорога. Так что интересует?
— Сделайте лепешки, много. Нужен мешок, — Ника прикинула и рассудила, что свежее мясо вкуснее, а еще оно бесплатно. — Засушенную рыбу, пожалуй, тоже возьму — к послезавтрашнему рассвету полмешка. Справитесь?
У торговца зажглись глаза.
— Шесть серебряных, и половина оплаты сейчас, — потребовал он, с прищуром глядя на женщину. Ника лишь кивнула и выложила три серебряные монетки на прилавок, удивившись скорости, с которой они исчезли. На мгновение она задумалась, не быстрее ли реакция этого дородного мужичка, чем ее собственная.
— Подвезите все к северным воротам. Это же не будет проблемой?
— Еще пара медяков сверху, и никаких проблем.
— Договорились.
Ника кивнула и пошла вниз, на Рыночную улицу. Желудок ее требовательно урчал, и ей казалось, что она чувствует недовольство Афины, ведь с рассвета она еще не ела, а солнце уже в зените.
В этой грубоватой заботе о здоровье она узнавала поведение брата, и, возможно, потому самоуправство Афины по-настоящему ее не беспокоило. Да, систему стоило обучить условным сигналам и работе в команде, но злого умысла за ее действиями Ника не видела.
С восточной стороны дорога от центральной площади резко уходила вниз, в кварталы попроще. Ника обернулась, глядя на западный выход: широкий, уложенный мозаикой, с высаженными по бокам деревьями, он вел в квартал Эвгенис, огороженный по периметру высокой стеной. В ней не было смысла с точки зрения военной стратегии, он сообщал о статусе проживающих внутри этих стен.
Ника встряхнула головой и быстрым шагом продолжила спуск, стараясь отогнать мысли о причине того, что рядовых технитов не расстроили казни аристократов.