Голос моря. Научно-фантастические повести
Шрифт:
Он указал на гальку, покрывающую пологий берег.
Опять я не увидел ничего там, где опытный глаз рыбака различал что-то важное. Галька была как галька, - такая же, как и по всему побережью: разноцветные камешки, гладко обточенные водой.
– Смотрите, - сказал рыбак, - Удирают!
Тут, наконец, и я увидел, в чем дело: по гальке кое-где двигались какие-то темные точки.
Присмотревшись, можно было заметить, что морские блохи в своих перемещениях держались некоторого общего курса. Они двигались от моря по направлению к траве, покрывавшей берег за полосой прибоя. Некоторые, удалившись на порядочное расстояние от воды, останавливались на высоких местах, где лежали сухие водоросли, другие, не ограничиваясь этим, лезли прямо в траву.
– От шторма улепетывают, - сказал рыбак.
– Здесь, у воды, их перемелет галькой, - ведь она начнет перекатываться и тереться, что твои жернова! Вот и думают, как бы подальше от воды уйти.
– Ну, насчет "думают" это, конечно, вздор, - пробормотал Смородинов, становясь на колени и с интересом рассматривая крошечных ракообразных.
– Такая тля не обладает способностью соображать. Ио вот то, что они так дружно удирают, - это интересно. Значит, они каким-то образом чуют непогоду.
– Да уж они знают, - подтвердил рыбак.
– Это кого хотите спросите.
– Откуда же у них такие сведения?
– спросил Петр Иванович.
– Ведь барометр даже не думал падать. Что же у ник, у блох, своя метеослужба, что ли?
Рыбак пожал плечами.
– Этого уже я на могу сказать. Для этого ученые люди есть.
Профессор встал на ноги. Он держал на ладони маленькое ракообразное и смотрел на него с выражением недоумения и в то же Время некоторого невольного уважения.
– Позвольте, - воскликнул он немного погодя, - но ведь медузы раньше приняли свои меры безопасности! А блоха только сейчас тронулась в путь
– Медузы, и правда, раньше узнают о шторме, - засмеялся рыбак, - а блоха уже потом. Медуза, она хитрее; У нас так и считается: медуза ушла вглубь - первый сигнал, морские блохи полезли на берег - второй. Ну, а там, дальше, жди уже самого шторма.
– Что же у них - разные метеослужбы или разная система оповещения?
– сказал задумчиво Петр Иванович, выпуская своего пленника на свободу и вытирая руку о штаны пижамы - этот рассеянный жест подчеркивал, что профессор серьезно углубился в какие-то мысли.
– Впрочем, - воскликнул он через минуту, - ведь шторма-то нет! А может быть и не будет вовсе!
– Как не будет!
– возразил рыбак.
– А это что такое?
И он показал в сторону пляжа. На мачте, стоявшей на берегу возле навеса, поднимали рывками штормовой флаг. На лодке, плававшей вдоль берега, кто-то в матросской полосатой тельняшке кричал в рупор купальщикам, заплывшим слишком далеко. Некоторые пловцы уже начали возвращаться к берегу.
Погода была такая же ясная, как и все утро. Но что-то тревожное чувствовалось в этой картине нарушенного мирного отдыха.
– Так, - сказал я.
– Значит, барометр откликнулся наконец! Или предупреждение пришло из области?
– Сейчас узнаем!
Смородинов круто повернулся и направился к санаторию. Я едва поспевал за ним. Проходя мимо метеостанции, мы увидели в дверях белого домика нашего молодого знакомого.
– Пришло сообщение с дельфинера "Отважный", - крикнул он, - а сейчас начал падать и барометр. Сразу на двадцать делений скакнул! Хорошо, что сигнал внимания я раньше передал
Не успели мы дойти до санатория, как из-за горизонта показались тучи. Они спешили к берегу, словно воздушная армада, совершающая налет. Задул ветер.
Последние купальщики прибежали с пляжа уже под первыми каплями дождя. В воздухе потемнело.
Обедали не на веранде, как обычно, а в столовой, где были закрыты все окна и двери. Но ветер проникал сквозь щели, колыхал портьеры, надувал, как паруса, занавески Со звоном посыпалось стекло на паркет в дальнем углу. Кто-то плохо закрыл окно, и ветер сорвал раму с крючков. Несколько человек бросилось закрывать окно.
Нашим соседом по столу был добродушный старичок, отличавшийся на редкость терпеливым характером. Он заслужил общее уважение тем, что стоически переносил досаждавший ему хронический ревматизм.
– Ну, как ваша нога, - спросил я сочувственно, - наверное, дает себя знать?
– Представьте себе, нога - ничего - ответил он, - к моему удивлению. Но вот в ушах боль чувствовал сегодня утром довольно сильную. И знаете, - обратился он ко всем, - эту боль я ощущаю каждый раз перед штормом. Врачи ничего не могут по этому поводу сказать.
Он развел руками.
Все выразили ему свое соболезнование. А я невольно подумал, что в природе много предвестников шторма, мало или совсем неизвестных науке.
Должно быть нечто в том же роде подумал и Смородинов, потому что он бросил быстрый взгляд на старичка-ревматика, нацарапал что-то черенком вилки на скатерти и нахмурился.
После обеда мы вышли на балкон. Ветер набросился на нас, точно поджидал нашего появления. Торопливо застегивая пиджак на все пуговицы и нагнув голову навстречу буре, я посмотрел в сторону моря. По небу быстро неслись тучи. Вал за валом катился от горизонта, и все море было покрыто пенящимися гребнями. На обезлюдевшем пляже громко шуршала галька.
В санаторном саду с глухим стуком падали на землю яблоки.
Силуэт какого-то судна мелькнул среди волн в сумеречном свете.
Я успел различить вытянутый нос и низкий корпус, нырнувший и провал между гребнями.
Всю ночь завывала буря, крепкое здание санатория по временам вздрагивало и сотрясалось, а крыша гремела, словно кто-то, неистовый и безумный, пытался отодрать ее.
К утру солнце выглянуло из разорванных туч и осветило темно-синее море с белыми барашками. Шторм стихал, но крупные волны еще накатывались на берег.