Голос моря. Научно-фантастические повести
Шрифт:
Принцип более совершенного сигнализирующего устройства мне был ясен.
Как резонатор улавливает только те звуки, на которые он настроен, то есть только инфразвуки определенной частоты, точно так же и вспомогательное устройство, фиксирующее эти сигналы и делающее их понятными человеку, должно фиксировать только эти сигналы и больше ничего. Таким должно быть это устройство.
Как только мне стало это ясно, я начал думать о том, чем бы заменить платиновую нить.
Нить надо было забыть, а думать только о приборе с самого начала.
В изобретательской деятельности бывает очень важно
Так случилось и со мной. Начав думать о резонаторе, я пришел к решению настолько простому, что эта простота заставила меня усомниться в правильности вывода и повторить весь ход моих рассуждений заново.
Нужно, рассуждал я, к стенке резонатора припаять железный стерженек. Свободный его конец должен входить в катушку самоиндукции. Стержень будет колебаться в одном ритме со стенками резонатора и вызывать в катушке электрический ток той же частоты. Конечно, ток будет ничтожным, но это не играет никакой роли, так как современная электронная техника позволяет усиливать любые слабые токи до нужной степени. Вот и все. Прибор будет отзываться только на те колебания, на которые настроен резонатор, то есть на приходящие издали, а местные дуновения ветра не вызовут в нем отклика.
В отличие от платиновой нити стержень будет обладать, как говорят в технике, определенной избирательностью. А в этом и заключалась вся проблема.
Теперь другой вопрос: как фиксировать приходящие колебания?
Дыхание шторма, наблюдаемое в виде качания стрелки на циферблате или кривой, записываемой пером на бумажной ленте, не удовлетворяло меня, хотя для изучения инфразвуков это был самый удобный способ. Конечно, такой системой записи придется снабдить прибор.
Но мне хотелось, чтобы голос моря и после того, как он будет уловлен прибором, звучал бы как голос.
Разумеется, легко можно было сделать так, чтобы пойманный сигнал или, вернее, вызванный им электрический ток включал записанную на пленку речь диктора.
Я питал надежду, что со временем, когда штормовые инфразвуки будут хорошо изучены, можно будет по ряду признаков судить и о силе шторма и о времени, через которое он ожидается.
И тогда предупреждение, автоматически включаемое самим морем, будет звучать примерно так:
– Внимание! Внимание! Приближается шторм. Силой девять баллов. Ожидается через двадцать минут.
Так со временем, безусловно, и будет.
Пока же этого еще нет, речь диктора придется сократить:
– Внимание! Шторм.
Но, с другой стороны, раз дело идет только о простом предупреждении, без каких-либо дополнительных данных, то было бы интересно заставить звучать не патефонную пластинку, а сам голос моря. Не знаю, может быть, здесь во мне говорил романтик, а не техник. Но мне очень хотелось добиться этого.
Само собой разумеется, что никакое усиление инфразвуков не заставит их звучать для наших ушей. Все то, что колеблется реже шестнадцати раз в секунду, независимо от того, сильно ли оно колеблется или едва-едва, не ощущается нашим слухом. И усилитель инфразвуков будет похож на человека в немом кино с раскрытым ртом и шевелящимися губами, не произносящего ни слова
Я решил
Самых резонаторов - этих металлических кувшинов с короткими горлышками - следовало, по-моему, взять не один, а несколько.
От размеров резонатора, его объема, ширины и длины горлышка зависело, на какие инфразвуки он будет отзываться. К счастью, диапазон инфразвуков вообще очень невелик, так что практически вполне должно было хватить полдюжины резонаторов. Ведь голос моря не держится все время на одной ноте, а, очевидно, варьируется по частоте и достаточно, чтобы его уловила хотя бы одна из ловушек-резонаторов.
Я рассказываю все эти подробности, потому что с ними в дальнейшем были связаны все успехи и неудачи моего изобретения.
В последний день работы над проектом я сидел часов пять не отрываясь, благо погода была пасмурная и все равно делать было нечего.
Петр Иванович мне не мешал. Он вообще стал куда-то исчезать, и я его мало видел. Я отчасти был этому рад, так как делал всю работу потихоньку, чтобы приготовить ему сюрприз.
"Вот, - хотелось мне сказать, кладя на стол перед ним чертеж, - вот прибор, о котором вы мечтали. Не через четыре года и не через шесть месяцев, а хоть сейчас отдавайте заказывать в мастерскую".
Я не поленился и, раздобыв чертежные принадлежности, изобразил схему на ватмане по всем правилам.
Вызвав Петра Ивановича из бильярдной, где он с рассеянным видом, совершенно явно не вникая в игру, смотрел на летающие по зеленому сукну шары, я пригласил его к себе в комнату. Здесь я подвел его к столу, на котором уже лежала аккуратно вычерченная схема.
– Вот, - сказал я деланно равнодушным тоном, - я попробовал тут Посмотрите!
– Гм, - сказал Петр Иванович и, вынув очки, погрузился в изучение проекта.
Он сидел за столом, барабаня пальцами по ручке кресла и разглядывая схему минут двадцать, и я ничего не мог прочесть на его лице, с которого не сходило выражение сосредоточенности.
Во всяком случае я не видел радостного оживления, на которое рассчитывал.
– Так, - протянул он наконец. В течение этого томительного ожидания я ерзал на стуле и никак не мог заставить себя успокоиться.
– Ну, что ж - Петр Иванович помедлил, - делайте!
– Так вы считаете, что прибор будет работать?
– обнадежено спросил я.
– Кто же его знает, - ответил он.
– Вы лучше меня знаете, что при практических испытаниях бывают всякие неожиданности, трудно все предвидеть. Тем более в таком новом деле. Откровенно говоря, мне кажется, прибор не будет обладать достаточной избирательностью. Ведь местные дуновения ветра отражаются не только в горлышке прибора, а заставляют резонировать и его стенки. Правда, ваш магнитный стерженек гораздо лучше платиновой нити, там все явления слишком уж смешиваются. Но одного стерженька недостаточно. Нужна система стерженьков, раз уж вы остановились на этом принципе. Тогда избирательность прибора будет гораздо выше.