Голос призрака
Шрифт:
— Правильно, — поддакнул Шарло. — Мы — мужчины… и мы собираемся поступать так, как нам кажется нужным, кто бы нас ни пытался остановить.
— Отец скоро положит конец этим планам, — сказал Дэвид. — Ты очень хорошо знаешь, Джонатан, что он никогда не даст согласия на твой отъезд.
— Я не нуждаюсь в его согласии.
Шарло самодовольно улыбнулся Луи-Шарлю:
— На нас у него нет прав.
— Увидите, что он не допустит этого, — сказал Дэвид.
— Не будь так уверен!
— Но, — задала я практический вопрос, — каким образом
— Не ломай себе головы, — ответил Шарло. — Тебе все равно не понять.
— О нет! — воскликнула я. — Я-то, конечно, глупа… но не так глупа, как некоторые, которые тешат себя буйными фантазиями. Помнишь историю дяди Армана? Как он хотел обрушиться на смутьянов? Что с ним стало? Его посадили в Бастилию… и сильный, здоровый человек превратился в жалкого инвалида. И… как говорят Лебрены, он умер, так и не оправившись после заточения в Бастилии.
— Значит, он был недостаточно осторожен. Он наделал ошибок. Мы их не повторим. Дело это благородное. Я не могу больше стоять в стороне, когда такое происходит с моим народом… с моей родиной…
Дэвид сказал:
— В самом деле, это — благородная идея, но она требует глубокого и тщательного обдумывания.
— Разумеется, надо все обдумать, — возразил Шарло. — Но как мы можем выработать план, пока не попадем туда… пока не разузнаем обстановку?
Я заметила:
— Кажется, вы в самом деле настроены серьезно.
— Серьезнее, чем когда-либо, — ответил Шарло, Я взглянула на Луи-Шарля. Он кивнул мне в подтверждение. Конечно, он всюду последует за Шарло.
Я заставила себя посмотреть на Джонатана и увидела горящую голубизну его глаз, и ощутила боль и гнев оттого, что это пламя зажег в них замысел, не имеющий ко мне никакого отношения, и оттого, что он готов был так необдуманно рисковать не только своей жизнью, но и жизнями Шарло и Луи-Шарля.
— Уж тебе-то незачем ехать с ними, — сказала я. Он улыбнулся и покачал головой.
— Но ты не француз.
Это не твои проблемы.
— Это проблемы всех здравомыслящих людей, — назидательно произнес Шарло.
Им двигала любовь к своей стране, но с Джонатаном дело обстояло не так, и он меня глубоко уязвил. Он ясно дал мне понять, что я имею для него лишь второстепенное значение.
Он жаждал этого приключения сильнее, чем меня.
Весь следующий день Джонатан отсутствовал вместе с Шарло и Луи-Шарлем. Они вернулись вечером и не сказали, где были. Но у них был хитровато-довольный вид. Наутро они снова уехали верхом и опять вернулись поздно.
Я говорила о них с Дэвидом, и он выразил озабоченность по поводу их планов.
— По-моему, это одни разговоры, — сказала я, — Вряд ли они отправятся во Францию.
— А почему бы и нет? Шарло — фанатик, а Луи-Шарль всюду последует за ним.
Вот Джонатан, — он пожал плечами, — у Джонатана часто возникают сумасбродные планы, но уверяю тебя, что большинство из них так и не осуществились. Он любит воображать, как он мчится на великолепном боевом коне навстречу опасности и выходит из нее победителем.
Он всегда был таким.
— Он очень похож на отца.
— Нашему отцу никогда бы не пришла в голову донкихотская идея насчет спасения чужестранцев. Он всегда говорил, что французы навлекли на себя революцию собственным безрассудством, и теперь должны расплачиваться.
— Но он все же отправился туда и вернулся победителем.
— У него всегда была ясная цель. Он отправился туда единственно за тем, чтобы спасти твою мать. Он разработал план действий хладнокровно и эффективно. Эти же трое позволяют своим эмоциям взять верх над рассудком.
— С тобой этого никогда не бывает, Дэвид.
— По своей воле — нет, — согласился он.
— Что с ними делать? Я чувствую, что они настолько безрассудны, что способны на все.
— Отец скоро приедет. Он разберется с этим.
— Скорей бы они с матушкой вернулись! Дэвид взял мою руку и пожал ее.
— Не волнуйся, — сказал он. — Сейчас происходят важные события. Мы на грани войны с французами. Прежде всего наши мальчики убедятся, что пересечь границу не так-то легко. Они наткнутся на препятствия, непреодолимые препятствия.
— Надеюсь, что ты прав, — сказала я.
К моему великому облегчению, Дикон и матушка вернулись домой на следующий день.
— Все хорошо, — сказала мать. — Мы доставили Лебренов к их друзьям. Их встретили очень радушно. Они найдут там приют, в котором так нуждаются, но пройдет еще некоторое время, прежде чем они придут в себя после перенесенных ужасных испытаний.
Буря разразилась за обедом.
Мы все сидели вокруг стола, когда Шарло сказал почти небрежно:
— Мы решили отправиться во Францию.
— Это невозможно! — воскликнула матушка.
— Невозможно? Вот слово, которого я не признаю.
— Ваше признание или непризнание английского языка к делу не относится, — вмешался Дикон. — Я знаю, что вы владеете им далеко не безукоризненно, но когда Лотти говорит вам, что вы не можете ехать во Францию, она имеет в виду, что вы не можете быть так глупы, чтобы пытаться это сделать.
— Другие же смогли, — возразил Шарло.
Он с вызовом посмотрел на Дикона, который ответил резким тоном:
— Она имеет в виду, что это невозможно для вас.
— Вы хотите сказать, что считаете себя каким-то сверхчеловеком, который один только может делать то, что другие не могут?
— Пожалуй, вы попали в точку, — добил его Дикон. — Возьму-ка я еще немного этого ростбифа.
Отлично готовят его у нас на кухне.
Тем не менее, — сказал Шарло, — я еду во Францию.
— А я, — вставил Джонатан, — еду с ним. Несколько мгновений отец и сын молча мерили друг друга взглядами. Я не могла до конца понять, что выражали эти взгляды. В глазах Дикона мелькнула искорка, которая заставила меня подумать, что он не был слишком удивлен. Но, возможно, я придумала это после.