Голос сердца. Книга вторая
Шрифт:
— Не уверен, чтобы я сам ей доверял, красавица, — рассмеялся Ник, — но мы с вами теперь — стреляные воробьи. Ей не удастся снова нас одурачить. Ну а сейчас мы можем смело расплатиться и подняться на двадцать второй этаж, чтобы выслушать, что эта особа пожелает нам сказать.
Они трое сидели перед громадным, во всю стену окном в раме без переплетов номера Катарин, выходящим на Мэдисон-авеню. Ник с Франческой вдвоем разместились на диване, а Катарин примостилась напротив на краешке кресла. Атмосфера в номере была перенасыщена скрытым напряжением, но, на посторонний взгляд, все они трое выглядели удивительно непринужденными и хорошо владеющими собой. По правде говоря, больше всех нервничала Франческа. Она то садилась, закинув ногу за ногу, то ставила их ровно, всякий раз старательно одергивая и расправляя юбку. Наконец с напряженным лицом
Хорошо знакомый, проникновенный голос Катарин нарушил тишину, установившуюся после первого обмена приветствиями.
— Спасибо, что вы пришли ко мне. Честно говоря, я вовсе не была уверена в том, что вы на это решитесь. Понимаю, что это было непросто… для всех нас, наоборот, мучительно сложно. Поэтому я не хочу тратить время на пустые разговоры и сразу перехожу к делу.
— Конечно, — ответил Ник. — Почему бы и нет?
— Когда в декабре я решила, образно говоря, припасть к своим корням, вернуться домой и постоянно жить в Штатах, мне сразу стало ясным, что я не смогу жить с вами под одним небом, в одном городе, не объяснившись с вами. Не в моих силах повернуть время вспять и исправить то, что я сделала в прошлом, но мне бы хотелось теперь, много лет спустя, поведать вам всю правду. Я не прошу у вас снисхождения. В конце концов это я сама глубоко оскорбила и обидела вас обоих. Но все же я питаю робкую надежду, что вы сами сумеете отыскать в ваших сердцах немного снисхождения ко мне и простите меня за все.
Бывшие ее друзья не произнесли ни слова в ответ, и Катарин тихо продолжила:
— Франки, первой я хочу обратиться к тебе. — Взгляд Катарин, обращенный к Франческе, был так же спокоен, как ее голос. — Я не была тогда беременна от Виктора Мейсона, более того, у нас никогда не было с ним связи. Виктор никогда не интересовался мною как женщиной. Я всегда привлекала его только как актриса.
Катарин откинулась в кресле, и облегчение, испытываемое ею от того, что с частью долгов прошлого уже было покончено, бальзамом пролилось на ее сердце. Лицо Франчески оставалось совершенно бесстрастным, ничем не выражавшим той бури чувств и эмоций, клокотавших в ее душе. Она взглянула на сидевшего с угрюмым лицом Ника, а потом снова перевела взгляд на Катарин и тихим голосом холодно спросила:
— Тогда зачем, скажи ради Бога, тебе понадобилась тогда эта низкая ложь?
— Даю честное слово, что в тот момент у меня не было намерения лгать и сваливать вину на Виктора. Его имя случайно всплыло у меня в голове, и я назвала его прежде, чем сумела сообразить. Поначалу я сама была ошеломлена этим.
— А ты вообще-то была тогда беременной от кого-то или это тоже выдумала? — потребовала ответа Франческа.
— Нет, я действительно была беременна. И тем утром на вилле Замир, когда я исповедовалась перед тобой, мне было необходимо с кем-либо откровенно поговорить и облегчить душу, поскольку я сходила с ума от обрушившегося на меня несчастья. Когда мы говорили с тобой, у меня стало, складываться впечатление, что я начинаю утрачивать твое доверие так же, как доверие Кима. Я не собиралась открывать, кто отец ребенка, но ты так настойчиво меня расспрашивала, задавала столько вопросов. Я подорвалась на мине, заложенной мною собственными руками. Я попробовала взглянуть на вещи твоими глазами и увидала все совсем в ином свете. Неожиданно мне стало ясно, что я не смогу назвать тебе имя истинного отца моего ребенка. Я видела тебя перед собой, такую юную, не испорченную жизнью, такую невинную, и подумала, как, наверное, ты станешь презирать меня. Не только за то, что я переспала с кем-то, но и потому, что я предпочла другого мужчину твоему брату и собираюсь порвать с ним из-за этого. Я решила, что ты не сумеешь понять меня и примешь сторону Кима. — Катарин заколебалась и еще пристальнее посмотрела на Франческу. — Видишь ли, Франки, для меня всегда очень многое значило, как я выгляжу в глазах других, а твое мнение обо мне — в особенности.
— Как же плохо ты все-таки меня знаешь! — укоризненно заметила Франческа. — Я не имею привычки никого осуждать и тогда не имела. Во всяком случае, независимо от моих чувств к Киму, я бы не стала порицать тебя. Боюсь, что ты неверно оценивала меня.
Катарин кивнула.
— Да, наверное. Но, обращаясь снова к тому злосчастному утру, я должна, сказать, что тревожилась тогда из-за отца ребенка. Он любил меня, но сам был давным-давно женат, и я не рассчитывала, что ему удастся получить развод. Впрочем, я и сама не собиралась выходить за него замуж. С другой стороны, я знала его как человека тонко чувствующего и не представляла, как он поведет себя, если узнает про ребенка. Я была убеждена, что он попытается воспрепятствовать аборту, и это смущало меня. Если помнишь, Франки, я начала было говорить тогда об этом. Припоминаешь?
— О да, я помню то необыкновенное утро в мельчайших подробностях.
Катарин уловила оттенок злого сарказма в интонациях Франчески, но у нее не было желания как-то реагировать на него. Она видела перед собой одну цель — объясниться с Франческой безо всяких лишних эмоций. Это единственное, что она была обязана сделать.
— Я пришла в ужас от того неожиданного сложного положения, в котором очутилась. Я вбила себе в голову, что буду внушать тебе отвращение, и не знала, как объяснить тебе, почему связалась с каким-то неизвестным тебе мужчиной. Вынуждена повторить: я была убеждена, что ты не поймешь меня. Тогда мне вдруг пришло в голову, что ты не только сумеешь меня понять, но и отнесешься ко мне с сочувствием, если этот мужчина будет заведомо неотразимым, таким, которым не стыдно быть очарованной. В голове у меня тут же возник Виктор Мейсон, и я назвала это имя.
«Не могу поверить собственным ушам!» — подумал Ник, все внимание которого было сосредоточено на рассказе Катарин.
— Так кто же все-таки был отцом? — спросил он. — От кого ты была беременна?
— Оззи Эдвардс.
— Каким же бестолковым сукиным сыном я был все это время! — невольно вырвалось у Ника, много лет ломавшего голову над первой беременностью Катарин. Теперь он был в смятении.
— Кто такой Оззи Эдвардс? — недоуменно спросила Франческа.
— Оператор, снимавший «Грозовой перевал», — пояснил ей Ник. Он достал из кармана сигареты и чиркнул спичкой.
— Конечно, я его вспомнила, — сказала Франческа, — очень милый мужчина.
— И очень талантливый притом, — добавил Ник, не отрывая проницательного взгляда своих синих глаз от Катарин. — Он действительно снял тебя тогда так, как только можно было мечтать.
— Послушай, но ведь это не только потому, что у нас с ним была связь! — впервые повысила голос Катарин. — Я вовсе не «использовала» Оззи.
Ник воздержался от комментариев, но в глазах его промелькнула ирония.
— Мне не хотелось отвлекаться от главного, но я должна кое-что уточнить насчет Оззи. Не возражаете?
— Валяй, — лаконично разрешил ей Ник.
— Чтобы лучше понять мои взаимоотношения с Оззи, вам обоим следует мысленно перенестись назад, в тысяча девятьсот пятьдесят шестой год, и вспомнить, кем я была тогда. Мне только-только исполнился двадцать один год, я впервые снималась в кино, причем сразу в главной роли, а моим партнером был великий артист, уже тогда всемирно известный, как одна из величайших кинозвезд всех времен. Может быть, вам было незаметно, но меня терзали сомнения и неуверенность в себе, в своем таланте, киногеничности, в способности справиться с ролью. Я была единственным новичком среди множества прожженных профессионалов. А чего стоила одна обстановка на съемках! — Катарин покачала головой и обратилась к Нику: — По большей части тебя там не было, ты в основном жил здесь, в Штатах, но тебе наверняка потом рассказывали, что там творилось. На съемках в павильоне и на натуре обстановка была крайне напряженной и взрывчатой. Эмоции кипели, часто перехлестывая через край, всевозможные интриги были в порядке вещей, каждый боролся за свое место под солнцем. Можешь верить мне или нет, но я чувствовала себя неопытным пловцом, заплывшим слишком далеко от берега.
Катарин повернулась в кресле и отсутствующим, устремленным в прошлое взглядом уставилась в окно.
— Виктор и Марк Пирсон неизменно поддерживали меня, но они были слишком поглощены картиной, их волновал только конечный результат, а вовсе не я как личность. Порой они просто тиранили меня. — Она бросила взгляд на Франческу. — Ты, Франки, безусловно можешь это подтвердить.
— Да, — призналась Франческа.
— У Виктора и Марка хватало своих забот. И каким бы милым ни казался Виктор, он всегда очень жестко отслеживал генеральную линию, бюджет, расписание съемок — он очень требователен в этом плане. Да, они с Марком помогали мне, но только в том, что касалось моей роли. Я часто барахталась в бессилии и чувствовала себя ужасно одинокой. Единственным моим настоящим другом был тогда Оззи Эдвардс.