Голос вечности
Шрифт:
Это происходило вечерами, они не выносили яркого света. Мы открывали все люки и иллюминаторы. Мертвенный, блеклый свет лежит на всем, холодный и тусклый Анлорес А выполз из-за края равнины, небо кажется просветленным, но и на нем мерцают наиболее яркие звезды.
А в салоне совсем темно, мутно-белый экран телевизора; крошечный рояль с обнаженными клавишами.
Начал Саша… Он был рад, что рассказывает о родной Земле, о далеком Солнце… Его планетах… И я вдруг поняла, что сейчас для меня даже
Павел пытался рассказать о могучих излучениях Космоса. Но их это не трогало. И Павел, ошеломленный, растерянный, изумленно разглядывал их крошечные фигурки. Для них было «само собой разумеющимся» то, чему он посвятил всю свою жизнь. Создавалось впечатление, что они воспринимают электромагнитные колебания и потоки частиц так… реально, как мы видим в салоне мягкие кресла или их фигурки с красными точками на шлемах. Мы безусловно дано ощущение скрытых от нас процессов Вселенной, тех процессов, к разгадке которых люди шли мучительным и радостным путем ошибок, поисков и открытий. И наши гипотезы для них, наверно, — примитивные истины.
Павел решил не рассказывать, а спрашивать.
— Что произошло у Юпитера?!!
— Есть ли у нас надежда вернуться на родную планету?!!
На второй вопрос они ответили сразу же: на ожившем экране телевизора космоплан «Вперед!», окутанный пульсирующим облаком, оторвался от Джолии и растаял в розовом тумане.
Они обещали возвращение.
Что произошло у Юпитера?
Это озадачило наших гостей. Им, конечно, казалось невероятным, что мы пролетели бесконечность пространства, не зная, под действием каких сил.
Они, оперируя нашими формулами и знаками, пытались объяснить Павлу на экране телевизора сущность происшедшего.
Вакуум… Таинственный вакуум… Это не пустота. Пустоты вообще нет. Пустота — это океан материальных частиц, таких же реальных, как электроны или протоны. Но мы не воспринимаем эти частицы, потому что они все имеют отрицательную энергию. Нам известно, что античастицы — это «дырки» в пустоте.
Мы только допускали существование мира отрицательных энергий. Какие же неведомые людям законы позволили этим существам вызвать к жизни отрицательную энергию и не уничтожить самих себя? Видимо, уровень знаний даже Павла был еще недостаточным, чтобы понять это.
А они упорно говорили о взаимодействии, о каком-то соответствии миров.
Мы, конечно, казались им ущербными существами, лишенными определенных ощущений.
Я говорила много вечеров подряд.
Сначала о зарождении жизни… О первичной клетке… О ее эволюции… Потом о людях…
Теперь мы уже не вмещались в салоне.
Я удобно сижу в кресле, вынесенном из космоплана. Передо мной светится телевизор. Окрестность теряется в скудном сиянии их второго солнца. И покуда видно, все огоньки и огоньки. Это шлемы скафандров. Они иногда начинают слабо покачиваться. Это значит, меня не понимают или не одобряют.
Я говорила о себе. Из нас четверых у меня самый большой земной жизненный опыт.
Детство. И возникло телеизображение. Беленькая хатка-мазанка на пригорке. Подсолнухи вдоль огорода. Мой старший брат Колька гонит утят. Мама стоит в дверях, спрятав руки под передник. Кусты полыни у дороги. Девочка с длинными косами бегает там. А понимают ли они, эти существа, что это я?
Саша рядом со мной. Его горячая рука легла на мою руку, крепко сжала. Он тоже вспомнил свое детство, свои подсолнухи.
А Павел, наверно, только и думает: как все происходит? Как это образы моего прошлого мгновенно превращаются в изображение?
Но нет! Он взволнован… Земля ведь тоже его!
Первое недоумение у тех бесстрастных существ, что заполнили равнину, вызвало появление моего сына.
А на экране все было точно так, как навсегда врезалось в памяти. Акушерка в низко надвинутой на лоб шапочке протягивает голенького младенца… И вот его уже увеличенное изображение: сморщенный, беспомощный и одна щека полнее другой…
Потом Ангола… Я говорила очень громко, пытаясь задушить их молчаливый, колышущийся протест. Говорила не о себе, а о тех, кто когда-то работал рядом со мной. О самопожертвовании. О высшей человечности… А они только качали своими огоньками!
Сначала я подумала, что они не понимают… Но экран точно отображал мои мысли. Я замолчала…. Понимали, но… не принимали… Не принимали этой отдачи себя во имя других, не знали, что в этом может быть радость. И мне стыдно стало за свою горячность. А ведь я хотела говорить о сыне!.. О том, как он в двадцать лет пошел на верную гибель, чтобы спасти других… Я не стала об этом рассказывать.
Земля звала… Далекая, неуловимая пылинка в просторах бесконечности, — она тянула к себе.
И особенно эта тоска по Родине усилилась, когда для нас стала реальной возможность возвращения.
А Павел торопился наладить связь. Только бы передать людям уже известное, сказать: мы не погибли! Мы еще есть!
И как знать! Может быть, люди сегодняшней земли владеют пространством и временем настолько, что без особых затруднений могут посетить Джолию. Не для нас… Если мы останемся здесь, нас тогда уже не будет. За время их пути к Джолии пройдут сотни наших лет…
Время выигрывает только тот, кто мчится почти со скоростью света… А для того, кто остается на планетах, оно такое же, как и на Земле. Но отрадной стала сама мысль: после нас человек все-таки ступит на эту каменистую землю.
Наши «хозяева» дали понять, что за пределами системы Анлореса связь с Землей можно будет установить. Началась перестройка нашего космоплана.
На корабле были умные приспособления для этого — наша «малая автоматика». И опять мы с благодарностью вспомнили людей, которые снаряжали нас в путь.