Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Шрифт:
Памфлет ускакал, а Питер вернулся на свое место на веранде, откуда любовался виргинскими цветами и виргинским солнцем.
ПОЛЬ БАНЬЯН
Одни говорят: Поль Баньян жил давно–давно, а вот некоторые уверяют, что он и поныне жив. Что до меня, я полагаю, правы и те и другие. Да и вы со мной согласитесь, когда услышите, что о нем рассказывают. Начнем же с самого начала, издалека.
Я знаю все из первых рук, потому как мне довелось беседовать с сыном одного лесоруба, который лично знал Поля с самого его рождения, а было это лет полтораста назад. Правда, назвать точно день рождения никто не может.
В то время родители его по–английски еще не говорили. Они знали, кажется, французский, не то русский, а может, и шведский, точно не скажу. Но только не английский. Так что сами судите, какой способный был Поль, если, не успев родиться, он уже заговорил на иностранном языке, вернее, на другой день после своего рождения.
Потом Поль попросил игрушку. Лежа в воловьей повозке, служившей ему колыбелью, он заявил, что хочет топор. Однако отец с матерью ему не дали. Вполне возможно, они полагали, что он еще слишком мал для таких забав. Поль ждал, ждал, наконец ему надоело, он выскочил из колыбели и принялся сам искать, пока не нашел отменный острый топор.
Когда у него пошли зубы, он чесал топорищем десны. С тех пор он с топором так и не расставался. И с возрастом все ловчее работал им. Рос он тоже быстро, чем дальше, тем быстрее.
Лично я считаю, бессмысленно спорить, какого роста был Поль. Одни говорят, он был выше самого высокого дерева. Другие утверждают, что, когда он хотел проехаться по железной дороге, приходилось снимать крышу вагона, — иначе он не умещался. Так или иначе, сами видите, он был не малышка.
Когда Поль в первый раз пошел один в лес, мать собрала ему в дорогу завтрак. Завернула несколько булок, полдюжины луковиц да четверть говяжьей туши в придачу. Но Поль загляделся на играющих лосей и, позабыв обо всем на свете, сел нечаянно на сверток с едой. Ну, само собой, говядина сплющилась. А когда настал час обеда, Поль вложил плоскую говядину с луком в булки.
Так Поль Баньян волей–неволей изобрел рубленый шницель.
Еще в отроческие годы — ему было тогда лет тринадцать–четырнадцать — Поль полюбил охоту. Я вам расскажу историю, какую услышал в лесах Севера, чтобы вы знали, как быстро он бегал. Однажды Поль заметил милях в пяти от себя оленя. Он прицелился и выстрелил. А стрелок он был меткий, так что знал наверное, что не промахнулся. Вот он и припустил скорей за добычей. Однако не пробежал он и полпути, как чувствует, зачесалось у него вдруг пониже спины. Что ж, вы думаете, это было? Оказывается, он обогнал свой выстрел, и крупная дробь из его ружья попала не в лося, а в него самого.
С тех пор он после выстрела всегда ждал, прежде чем бежать за убитой добычей.
В лагерь лесорубов Поль пришел, когда был еще совсем мальчишкой. Правда, тогда уже он вымахал ростом выше самого высокого из них и лучше их справлялся с работой. А уж в рог трубил, сзывая лесорубов на обед, и вовсе громче всех. До того громко он однажды протрубил, с такой силой подул в рог, что сдул человека, сидевшего на Луне. И пришлось бедняге дожидаться следующей ночи, когда снова взойдет Луна, чтобы опять туда взобраться.
Голосище у Поля был что твой гром. И приходилось % ему говорить только шепотом. Но все равно эхо раздавалось такое, что посуда на кухне плясала и дребезжала.
В лагере лесорубов Поль тут же свел дружбу с семью лесорубами, и они брали его с собой, когда шли в лес валить деревья. Хотя Поль был еще совсем мальчик, топором он работал не хуже любого из славной Семерки. Раз-два, раз–два, и сосна толщиною в три фута лежала уже на земле. Стоило Полю крикнуть «берегись!», когда сосна начинала падать, как, по крайней мере, еще два или три дерева валились на землю, опрокинутые его громоподобным голосом.
Одна беда была у Поля и его друзей — с топорищами. Поль и его Семерка так быстро и бойко работали топорами, что топорища у них разлетались в щепки. Даже если были сделаны из крепкого дуба. И вот Поль вместе с друзьями надумали сплести топорища из гибкой сыромятной кожи, как косу. Теперь Поль и его друзья лесорубы одним ударом подсекали сразу несколько деревьев. На этом они экономили немало времени, а время для них была штука важная, потому как много работы ждало их впереди.
В те далекие времена почти весь Север страны — от штата Мэн до Калифорнии — был покрыт лесом. Горожанам лес нужен был, чтобы ставить дома. Судостроителям — для прочных бимсов и высоких мачт быстроходного парусного флота. Фермерам — на амбары и изгороди. А вскоре появились и железные дороги, так что лес понадобился на шпалы. Самые крепкие бревна шли на крепление угольных шахт.
Но больше всего леса изводилось на зубочистки, ибо любимой едой американцев был бифштекс из жесткого мяса старой длиннорогой техаски.
Весь Север усеяли хижины лесорубов, однако Поль, его Семерка и прочие молодцы–силачи из их отряда лесорубов стоили всех остальных, вместе взятых. Все работали на славу, но они лучше всех.
Кроме знаменитой Семерки, у Поля было еще три закадычных друга среди богатырей в лагере лесорубов. Одного прозвали Джонни Чернильная Душа. Он был счетоводом. Чтобы вести учет работе, он сделал ручку из ствола большого дерева. Джонни был мастером складывать и вычитать и даже умножать. Это не кто-нибудь, а он придумал таблицу умножения!
Вторым по счету другом Поля был Пышка–Худышка. Он был поваром у лесорубов, и лучше всего ему удавались горячие пышки и оладьи.
При первой же встрече Поль Баньян и Пышка–Худышка вступили в горячий спор. Поль утверждал, что для того нужна хорошая стряпня, чтобы лесорубам веселей работалось. А Пышка–Худышка стоял на своем: мол, нет, для того надо веселей работать, чтобы съесть все, что настряпано. К согласию они так и не пришли. Зато договорились работать рука об руку.
Когда Пышка–Худышка только–только пришел в лагерь Поля Баньяна, у него начались всякие нелады. Во–первых, с печами. Чтобы напечь пышек для Поля и его Семерки, а также еще для трехсот богатырей–лесорубов и для Малыша Голубого Быка (о нем вы еще услышите!), нужны были печи небывалой величины.
Поначалу Худышка пек пышки, как было принято, — на сковородах. Но лагерь лесорубов все рос и рос, и уже не хватало места для новых сковородок. Тогда Худышка попробовал печь пышки, ставя их на бочок. Конечно, место экономилось, но все равно из этого ничего не вышло. Лесорубам не нравились пышки, сплюснутые с боков. Пышкам полагается быть круглыми! А потому потребовалась сковорода гигантской величины.
Пышка–Худышка нарисовал, какой должна быть эта сковорода, а Джонни Чернильная Душа помог начертить ее точно. Когда чертеж был готов, Худышка попросил третьего друга Поля Баньяна, которого звали Оле Большой — он был кузнецом, — выковать такую сковороду. Железа на нее ушло уйма, пришлось доставать руду из трех шахт сразу. Оле Большой прекрасно справился с заказом. Более того, он не только сковороду сделал, но проделал дырочки во всех пышках, какие пеклись в лагере лесорубов. Теперь вы догадываетесь, кто изобрел пончики?