Голоса прошлого
Шрифт:
– Вызови федеральный госпиталь, – сказала я, язык едва слушался. – Нет, с твоей подружкой всё в порядке. Пока в порядке. Иди в дом, вызывай неотложную.
Он посмотрел на свою ногу, потом на меня.
– Везунчик ты, – сообщила я, обхватывая колени руками. – Иди...
Как холодно! До боли. Расплата за исцеление сразу двоих глупышей, решивших поиграть с бурей и с ней не совладавших. Это пройдёт, силы восстановятся, но каждый раз кажется, будто тепло исчезло навсегда, и больше не вернётся.
Мареса– палькифаль, это надо же было такого встретить. Палькифийских кланов очень мало, всего одиннадцать, включая Коннор– Тойвальшенов со Старой Терры, давным– давно отмежевавшихся от материнской цивилизации. Четыре клана из этих одиннадцати – кламьфи, пять – шафьема, Тойвальшены, кстати, это шафьема... так что остаётся всего два клановых имени. А если хорошенько припомнить физиономию мальчишки, то и вовсе одно.
То– то диагностика определила его как ребёнка. Палькифийские дети взрослеют поздно...
С неба начала сыпаться мелкая дождливая муть. Холод уже не пробирал, он пеленал тугими бинтами смертельного отупения.
***
В любом лечебном учреждении, каким бы замечательным оно ни было, всегда висит специфичный, присущий только больницам, дух. Сложная смесь лекарственных запахов, работающего медицинского оборудования и ментального фона. Раньше я его не замечала, в последнее же время мой организм выдавал на него стойкую аллергию и острое желание убраться как можно дальше немедленно.
Доктор, пожилой целитель с третьим телепатическим рангом, сдержанно поинтересовался, есть ли у меня лицензия на паранормальную деятельность.
– Есть, – ответила я. – По третьей категории.
Он говорил со мной на ментасикхре. Он знал этот язык намного лучше столичного мальчика– официанта. Уверена, легко перешёл бы на эсперанто, если бы я попросила. Но я просить не стала. Почувствовала, что не надо просить. По факту ведь он прав: у меня та– горм другого государства...
– Третья, – задумчиво повторил доктор. – Вы не думали вернуться в профессию, госпожа Ламберт?
– Я? После такого длительного перерыва?
Он сдержанно улыбнулся, болезненно напомнив своей улыбкой моего научного руководителя...
– Перерыв не помешал вам в полевых условиях спасти жизнь. Вы провели вмешательство идеально. Парня, думаю, мы отпустим уже сегодня. А девочке придётся подождать до утра...
Идеально, как же. Пока спасала одну жизнь, едва не убила другую. Подарила мальчишке клиническую смерть с такой лёгкостью, что у самой до сих пор от ужаса волосы шевелятся. Какой из меня врач? После Альфа– Геспина, после Планеты Забвения?..
Я так и сказала.
– Честно и откровенно, – оценил старый доктор. – Но вы всё же подумайте. У вас может неплохо получиться...
– Я могу идти? – спросила я.
– Вы уверены, что вам не нужна помощь? – спросил врач.
Он уже спрашивал, перед тем, как осмотреть девочку. Я тогда отказалась. Отказалась и сейчас. Наотрез.
– Прямой угрозы жизни нет. А с остальным справлюсь сама.
Он кивнул, никак не обозначая своё недовольство. Я вспомнила, как сама когда– то пыталась вложить хоть немного здравого смысла в головы приверженцев маразматического движения 'Назад к природе' и чем те мои наивные попытки оканчивались. 'Разве можно переубедить человека с убеждениями?'– говорил мой научный руководитель. – 'Оставь их, они сделали свой выбор. Ни один врач и ни один целитель не в силах помочь тому, кто не хочет, чтобы ему помогали...'
– Ну, что же... В таком случае, подтвердите отказ официально.
В его руках соткался голографический бланк документа. Я коснулась щеки, и на ладони остался радужный отпечаток та– горма. Личная моя подпись, индивидуальный код, который невозможно подделать... Приложила его к отказу. Документ признал подпись подлинной и свернулся.
– Постарайтесь избежать в ближайшие день– два активных физических нагрузок, – посоветовал доктор. – Проще говоря, выспитесь, как следует. Впрочем, что я вам объясняю...
Я кивнула. Знала сама, как важен период восстановления после паранормального вмешательства. Лучшее лекарство здесь именно сон. Но заснуть я смогу только там, где буду чувствовать себя в безопасности. Госпиталь в список безопасных мест не входил.
Коридор вывел в круглый холл с панорамным окном. Госпитальный парк террасами, дорожками и лесенками уходил вниз, к узкой полосе песчаного пляжа. Там можно было подняться на Кольцевой Мост; пешеходные дорожки шли высоко над проезжей частью, чтобы снующие туда– сюда глайдеры не мешали гуляющим.
От госпиталя, насколько я помнила карту, примерно километра три до соседнего острова, даже чуть меньше. По мосту. А там можно будет взять глайдер на парковке у набережной и отправиться к себе. Пеший трёхкилометровый поход активной физической нагрузкой считать нельзя. Смех активный, а не нагрузка...
На расстоянии мост вызывал удивление и восхищение. Вблизи подавлял. Я стояла у гигантской лестницы, ведущей наверх, на полотно, и никак не могла набраться духу поставить ногу на полупрозрачную, подсвеченную холодным фиолетом ступень. Природа гравитации неизменна. Все зависит от рук, в которые попадет контроль над нею. Можно свернуть в черную дыру целую звездную систему, а можно – построить мост...
Наверху действие госпитальной установки климат– контроля заканчивалось. Будто провели невидимую черту: шаг назад – комфортная прохлада, шаг вперёд – несусветная жара...
Какой простор! Острова, прячась друг за друга, шагали за горизонт и там терялись в фиолетовой дымке. Бешеный ветер рвал облака, и в разрывы яростно вливались косые лучи солнца, зажигая на волнах ослепительные блики. Тушки крупных летающих хищников с пронзительными криками носились далеко внизу. То и дело какой– нибудь из них складывал крылья, стремительно вонзался в воду и через мгновение вырывался обратно, с увесистой добычей в пасти. Добыча отчаянно извивалась, до последнего отстаивая своё право на жизнь. Обжигающим огнём вспыхивала на солнце зеркальная чешуя. Естественный отбор. Но даже если тебя уже сожрали, любила говаривать Ванесса, то это ещё не повод унывать и складывать лапки. Ведь остаётся ещё два выхода, на выбор.