Голоса прошлого
Шрифт:
– Сергей Семёнович, я… ухожу.
– Так, – сказал он недовольно. – Всё– таки сманили тебя в Тойвальшен– Центр?
– Нет, – твёрдо сказала я. – Я вообще ухожу. Из профессии.
– Как из профессии? – не поверил он, теряя всё своё самообладание. – Совсем? Ты что? Энн, ты в своём уме? Ты с ума сошла?
– Нет, – ответила я на предпоследний вопрос, а на последний ответила:– Да.
И расшифровала:
– Я сошла с ума.
– Энн, – он вскочил и принялся мерить шагами кабинет, – не глупи! Чёрт, неужели ты из– за моих слов…
–
– Глупая девчонка, – рассердился он. – Ты понимаешь хоть что– нибудь? Ты – прекрасный целитель, у тебя блестящее будущее, ты можешь стать великолепным учёным! И ты вот так всё это херишь просто потому, что тебя из зависти обругал старый дурак?!
– Вы не дурак, – устало сказала я, – и не старый. Но я ухожу.
– Куда, позволь спросить?
– В космодесант.
Он в изумлении сел обратно, едва мимо кресла не промахнулся:
– КУДА?!!
– Я подала заявление и прошла отборочные испытания, – пояснила я. – Меня приняли на первый круг. Завтра я улетаю на Альфа– Геспин.
– Ты сошла с ума!– поражённо выдохнул он. – Целитель в космодесанте… Немыслимо! Кому сказать…
–Сергей Семёнович, моя паранорма не является генетически заданной. Мне её не родители выбрали, мне её навязали через серию чудовищных экспериментов, вы же знаете. Я – натуральнорождённая. Я справлюсь.
– Я тебя не отпущу!
– Вы не сможете. Простите.
– Ты погибнешь там! В первом же бою погибнешь, если не в процессе учёбы. Я слышал, как там учат… сами же десантники зовут испытания на полигоне альфа девятью кругами ада!
– И пусть, – равнодушно ответила я, сама удивляясь себе, насколько это сейчас неважно. – Я не могу иначе. И… я не погибну.
Паранормальным чувстувом я видела, что не погибну. Что это единственный путь, который мне оставался.
– Я не дам пока ход твоему заявлению, – сказал он. – Уверен, ты одумаешься и через пару дней вернёшься.
– Вы верите, что я вернусь? – спросила я.
Он молча смотрел на меня. Не верил, конечно же. Он же тоже был целителем и умел предвидеть ситуации не хуже меня.
– Может быть, ты всё– таки вернёшься, Энн. Возвращайся. Пожалуйста.
Чего ему стоило это «пожалуйста»… Мне вдруг стало очень жаль доктора Девлятова. Но я не вернусь. Напрасно он будет ждать, я не вернусь.
Я ушла из госпиталя, больше ни с кем не прощаясь. Мне было страшно. Страшно, что Сихранав и Итан уговорят меня остаться. Разговор с доктором Девлятовым вымотал сильно, и поколебал уверенность, поколебал. Какая– то часть меня ужаснулась сделанному выбору и настойчиво стучалась в черепок: опомнись, одумайся, вернись, пока не поздно! Но решение принято, путь пройден, мосты – сожжены. Я не хочу возвращаться. Я не вернусь.
***
Ане и Игорь пришли проводить меня. Ане держала на руках Нохораи, взять опеку над девочкой предложила она сама. Я не смогла отказаться. В доме Жаровых её не назовут мартышкой, тем более, чернопопой…
– Почему я не удивлена, – сказала она, узнав, куда я улетаю. – Ты долго шла именно к такому решению, удивительно, что столько– то ещё медлила. Я же помню, какой ты была на станции Кларенс.
Игорь не был с нею согласен, но молчал. Он не любил спорить, держал своё мнение при себе, но я видела, что ему моя затея не нравилась.
– А что думаете вы?– спросила я прямо.
– Я?– покачал головой. – Женщине не место в десанте.
– Но девушки ведь служат, и немало, – возразила я.
– Зря, – коротко обронил он, и замолчал, не собираясь спорить дальше.
Мы сидели за столиком, в зале ожидания, скоро должна была начаться посадка на шаттл Пулково– Орбитальная. Текли последние минуты нашего общения. Я знала, что ещё очень долго не увижу их, особенно Игоря. Игоря Жарова не увижу вообще.
И тогда я решилась.
Я уже не врач, мне плевать на лицензию, лицензия мне в ближайшие годы не понадобится. Пусть делают со мной, что хотят, если дознаются. Я провела коррекцию. Сама, без надзора старших телепатов и без ведома инфосферы. Так, как посчитала нужным сама. Эльвире не следовало тогда становится со мной в пару, внезапно поняла я. Я должна была работать одна! Тогда беды не случилось бы…
Мы ещё не пробовали работать с взрослыми пирокинетиками, только с детьми, только с прогерией Эммы Вильсон именно. Но угнетение пиронейронной сети в обоих случаях шло одинаково. И я продлила жизнь Игорю Жарову, насколько смогла. Насколько у меня получилось. Я не знала, каким будет эффект, сколько конкретно лет у него появится в запасе, но что эффект будет, даже не сомневалась. У детей мы увеличивали срок жизни втрое от спрогнозированно, то есть, прибавлялось ещё шестнадцать– двадцать лет. Это было несравнимо меньше, чем средняя продолжительность жизни по Федерации, но результат обнадёживал, на первых же шагах получить такие превосходные параметры!
Я ещё не знала, что без меня проект развалится полностью: любые попытки развивать созданную нами схему будут проваливаться одна за другой, и в конечном счете, наша коррекция будет принята к исполнению в том виде, в каком я оставила её. Как инструмент, недоступный для ординара больше, чем полностью. Мечта доктора Девлятова о ста двадцати тысячах врачей, умеющих работать с прогериями, останется мечтой. Итан вернётся в Номон, Сихранав – в Тойвальшен– Центр.
Но это будет потом. А пока я смотрела на Игоря и понимала, что добавочные полтора десятка лет он получил. И хорошо. Он и Ане заслужили.
И всё, что мне оставалось, это держать себя по– прежнему ровно, ничем не показывая общую слабость и полный упадок сил. Кофе можно будет взять непосредственно перед посадкой, во внутренней зоне. А до тех пор просто продержаться, непринуждённо болтая. Продержаться, прощаясь. Обнять Нохораи, вытереть ей слёзы, пообещать вернуться через год.
Взять сумку и пойти на регистрацию рейса.
Они не поняли ничего. Ни Игорь, ни Ане, ни даже Нохораи...
***