Голоса прошлого
Шрифт:
И она туда же!
Легче получить прощение, чем разрешение. Я всё чаще стала пользоваться этой волшебной формулой, чтобы получить необходимые экспериментальные наработки. Сергей Семёнович выходил из себя каждый раз при любой попытке отклониться от заданного им курса. Кричал, топал ногами, обзывал упёртой дурой. Я молча слушала, кивала, смотрела в пол. На том и оканчивалось.
До следующего нетривиального случая, который не укладывался в общую схему и который я снова решала так, как считала нужным. И эти бесконечные выволочки и споры, оканчивающиеся тем, что каждый упрямо настаивал на своём, выматывали донельзя. Ещё Итан никак определиться не мог. То он считал, что Девлятов прав и я начинала отбиваться от них обоих, то высказывался в мою защиту, и тогда Сергей Семёнович начинал яростно препарировать уже его. Крыша поднималась от аргументов и контраргументов, высказанных в очень экспрессивном ключе. К тому же, они всё чаще и чаще уходили в дебри телепатического общения, где мне вообще не было места. Однажды я просто встала и ушла, и никто из них не заметил. Ни в тот миг, ни в последующие дни.
Так оно и повелось дальше. Они азартно спорили или азартно ругались, я их не слышала из– за отсутствия допуска в ментальное поле, уходила, они моего отсутствия не замечали...
Я начала уставать от такой жизни.
***
С Эльвирой я всё же поговорила, улучив минуту, когда мы остались одни.
– Ты на глазах превращаешься в коврик, – прямо сказала я. – А ведь ты – целитель второй категории и хороший врач.
– Ревнуешь? – усмехнулась она.
– Нисколько, – заверила я. – Тебя просто жалко.
– А ты не жалей, – посоветовала она.
Продуктивный разговор, ничего не скажешь. Дура как она есть, в собственном соку.
Я впервые подумала, что мне надо, наверное, уходить из проекта. И скоро. Может быть, даже через несколько дней. Что мне было делать дальше? С пятой категорией, безо всякой надежды на ранг? Куда уходить? Да куда угодно, хоть к Тойвальшенам, Сихранав намекала, кстати. Она собиралась по возвращении набирать свою группу, я бы ей не помешала.
Эльвира почувствовала неладное. Спросила:
– Что с тобой? Злишься, что он не с тобой?
Все её мысли вертелись вокруг Итана, принадлежали Итану, отражали Итана. Иного вопроса она задать не могла.
– Я ухожу из проекта, – прямо сказала я. – Через несколько дней.
Сказала, и почувствовала тяжелую предопределённость своих собственных слов. Я действительно уйду. И всё.
– С ума сошла?– не поверила Эльвира. – Куда?!
– Да куда угодно, Эля. Хоть к Тойвальшенам.
– У тебя же фобия!
– Вылечу, – угрюмо сообщила я.
***
Тем же вечером Итан попросил разговор. Он был очень серьёзен, а я про себя ещё раз назвала Эльвиру дурой. Промолчать не могла…
– Я слышал, что ты собираешься уходить, – недовольно выговорил он. – Тебя не устраивает категория? Её можно поднять!
– В обход испытаний? Не дури, Итан. Следующая квалификация у меня через три года, на четвёртую.
– Ты мне нужна, – с нажимом сказал он. – Ты нужна мне для дела! Без тебя…
– Прекрасно справляетесь уже сейчас. Итан– нееш, не отмахивайся от очевидного.
Я обошла его стороной и пошла на выход из отделения.
– Энн!– он догнал меня, схватил за руку.
Я посмотрела на его пальцы, потом на него. Он руку убрал, но загородил мне выход. Хоть разворачивайся и иди обратно. Через весь коридор. А Итан, конечно же, стоять на месте не будет.
– Ты мне нужна, Энн, – повторил он, на два тона тише. – Мне. Именно ты!
Я поняла, что это надо прекращать резко и сразу. Как с больным зубом в полевых условиях: если надо рвать, значит, надо рвать. Не дожидаясь, пока раздует флюсом щёку до объёма маленького барабана.
– Итан, – тихо сказала я, глядя ему в глаза. – У тебя первый ранг. Загляни ко мне, я разрешаю. Загляни. И если увидишь там хотя каплю интереса к тебе...
– С тобой запрещено вступать в прямую ментальную связь, – так же тихо сказал он.
– Не надо в прямую ментальную, – ответила я. – Прочти эмоции. Они честнее разума, потому что древнее и сильнее.
Я прикрыла глаза, почувствовав робкое прикосновение его сознания. Осторожное и нежное. Итан очень бережно относился ко мне. Всегда. Несмотря на все свои подколки, шуточки и мерзотный характер. Прямого зла я от него никогда не видела. И если бы он не назвал Нохораи мартышкой...
– Энн, – сказал он наконец. – Ты что... ты из– за пары неудачных слов? Всего– то…
– Всего– то, Итан, – горько ответила я. – Понимаешь? Для тебя моя приёмная дочь – это «всего– то». А для меня она – всё. Ты ещё смотришь? Смотри. Сколько я отдала за то, чтобы она пришла в норму. Всего– то!
– Но так же нельзя, Энн, – он в волнении пригладил рукой волосы. – Ты посмотри, до чего ты себя доводишь! Ты же была весёлой смешливой девочкой когда– то. Ты…
– Была, Итан. Была. И хватит уже, бессмысленный какой– то разговор. Оставь меня в покое, хорошо? Просто – оставь.
– Как скажешь, хорошо, – быстро согласился он. – Просто может быть потом, когда– нибудь...
– Нет, – твёрдо заявила я. – Ни потом, ни когда– нибудь. Ты же сам видел. Не трать зря время, своё и моё. Извини.
На том и расстались. Кажется, он не поверил до конца. Но на какое– то время угомонится, что уже плюс…
А на следующий день случилась трагедия. Я много раз вспоминала потом и пыталась понять, как можно было избежать её, и в конечном счёте поняла, что никак. Никак такое предвидеть невозможно. Вообще.
Все новые коррекции несут риски для целителя, это общеизвестно. Но я упустила из виду, я как– то вообще даже не задумывалась. У нас же всё получалось! У всей нашей команды, как вместе, так и по отдельности. Распространённая проблема в среде целителей: в какой– то момент начинаешь верить, что ты бог и что тебе всё позволено. Неудивительно, при той мощи, которой мы владеем, при тех, не побоюсь этого слова, чудесах, которые мы сотворяем. Профдеформация. Забываешься иной раз. Забываешь, что за всё надо платить. В том числе и за чудо.