Голоса прошлого
Шрифт:
Ненавижу жалость!
Злость помогла мне дойти до ближайшего лежачего места, но и только. Там я рухнула, а очнулась уже утром, в отведённой мне комнате. Нохораи рядом не было, – ещё бы. Ночь она провела с младшими Жаровами, ясное дело. В окно било безжалостное утреннее солнце, разгоняя по бедной моей несчастной голове злую и очень качественную мигрень.
Провалиться сквозь землю! Я вдруг вспомнила – урывками! – вчерашнее представление с собой в главной роли. Поискала взглядом оружие, чтобы застрелиться и так убить одним залпом двух медведей сразу: можно будет не объясняться с Ане и остальными, и наконец– то перестанет болеть голова. Увы, оружия в комнате не оказалось. Что за невезуха…
Дальше был ожидаемый позор. Мне сочувствовали, ко мне относились со вниманием. Андрей, к которому я обратилась с жалким оправдательным лепетом вперемежку с благодарностями, пожал плечами и сказал хмуро:
– Ладно, проехали… Бывает.
Но это он проследил за мной и сообразил, что что– то не так. Без него меня бы нашли, конечно, всё равно, но – с изрядными обморожениями. Весна весной, но температура по ночам всё ещё падала ниже минус десяти…
Свадьбу не отменили, хотя я ждала этого. Всё просто. Жизненный срок пирокинетика настолько мал, а смерти в семьях настолько часты, что невозможно позволить себе тратить год на соблюдение траура. Не было ни у кого из них лишних лет в запасе. Даже сорока дней не было… И потому свадьбы игрались без особенной оглядки на похороны. Конечно, на следующий день не стали бы, но на третий– четвёртый…
Они предпочитали жить здесь и сейчас. Все они. Смерть была всего лишь одним из прочих атрибутов жизни, привычным и знакомым с детства.
Ане попросила помочь с подготовкой, и я согласилась. Надо было чем– то занять ум и руки, чтобы отвлечься. Мы готовили посуду, старинный сервиз, служивший уже не одному поколению Жаровых. Тяжёлые бокалы, настоящий хрусталь. Стол готовили с вечера, чтобы приступить к торжеству утром. Предсвадебный день был наполнен суматохой, бедламом и шныряющими под ногами детьми. Детей, к стыду своему, я никак не могла пересчитать точно. Что– то от пятнадцати до двадцати пяти. Юркие, как вездесущие саламандры, они носились по всему дому, сломя голову. Дождались праздника, можно понять. Их не ругали, разве что замахивались иногда полотенцем да ворчали вслед что– нибудь типа – уймись, не то добегаешься, дурная голова, но и только.
Как– то в этой бесконечной суматохе старший Жаров нашёл время для меня. Я снова залилась краской стыда и стала бормотать, что заплачу за напиток, он ведь наверняка коллекционный. Но Игорь жестом заставил меня замолчать. Сказал:
– Не пейте, когда вам плохо, доктор. Вообще не принимайте никаких веселящих в таком состоянии.
Я горячо обещала. Он смотрел на меня спокойно, и глаза у него были такие… серые, понимающие… если бы ещё не эта проклятая седина, пробившаяся на висках. Мне показалось, или седых волос стало больше?
– В душе должна быть радость, – сказал он. – Тогда можно расслабиться, и не будет плохого. А когда тоска и мрак, тут уж лучше оставаться трезвым. Поверьте мне. Горе горем не перебить.
– Спасибо вам, – тихо сказала я.
Он кивнул мне. Как равной. Несмотря на разницу в возрасте, в опыте, несмотря ни на что.
– Игорёк, – донёсся из коридора голос Ане. – Игорё– ок! Ты где? А, вот ты где, – она возникла на пороге. – Пойдём! Ты мне нужен, пойдём!
Они скрылись за дверью. А я вздохнула и продолжила натирать белой салфеткой свадебные тарелки.
***
Регистрировать свои отношения молодожёны отправились в ближайший территориальный храм бракосочетаний. Я когда узнала, что это – в Катуорнери, то есть, на территории клана Тойвальшенов, ехать со всеми отказалась наотрез. Ане меня поняла, Игорь тоже. Они же видели меня на станции Кларенс. А вот младший Жаров попытался уговорить…
– Я же буду рядом, – сказал он в своей обычной манере, то есть, серьёзно и тоном, не предполагающим возражений.
В тёмном костюме при белой рубашке и галстуке он выглядит совсем взрослым. Архаичный стиль одежды, свадебная мода Старой Терры. Старину здесь бережно сохраняли и передавали из поколение в поколение почти в неизменном виде.
– Нет, Андрей, – ответила я. – Ты же сам помнишь, что со мной стало, когда я Мэтта увидела!
– Я ведь справился, – упрямо заявил он.
Я вздохнула. Ну что ему скажешь? Упрямый. Вбил себе в голову, что сможет через пятое измерение без гипердвигателя прыгнуть.
– Ты брата расспроси, – предложила я. – И Ане. Вот они видели, а то, что видел ты – это, считай, ты ничего не видел, парень.
Андрей промолчал. Похоже, на парня он обиделся. Я боялась, начнёт настаивать или, хуже того, канючить. Есть такие среди мужского пола. Хочется им девушку под себя прогнуть, они и начинают. Вместо того, чтобы отвалить и не навязываться. Нет, Андрей не стал так поступать. Гордый. Они, наверное, все такие. Все пирокинетики, имею в виду. Паранорма обязывает…
Нохораи я отпустила вместе с остальными детьми, за ней найдётся кому присмотреть. И она сама очень хотела поехать. Так что с утра я осталась одна в огромном доме, все уехали. Я забралась с ногами на диван, укрылась клетчатым тёплым пледом и взяла книгу наставника. Дослушала до конца. Потом вернулась к началу, прослушала и просмотрела ещё раз всё. Книга создавалась специально для целителей, схемы коррекций можно было воспринять паранормальным спектром чувств.
Собственно, создать с нуля ту или иную коррекцию очень сложно. Обычно она создаётся много лет, методом проб и ошибок, потому, что транс исцеления – жутко индивидуальная штука. Один врач сделает так, другой – так, третий вообще откажется потому, что для него случай будет безнадёжным. Но общие схемы воздействия, одинаково пригодные для всех нас – есть, их список – результат кропотливой работы учёных– целителей первой категории за несколько сотен лет, от самого начала возникновения нашей паранормы. Вот и доктор Таркнесс опирался на уже существующие наработки и описывал в книге свой поиск наилучшего при прочих равных метода.
Были в книге и заметки по лечению прогерий разной степени выраженности, несколько случаев – с моим участием, я их помнила очень живо. Трудно забыть десятилетних стариков и старушек, которым не повезло с генами и – родителями! Но касательно именно пирокинетиков, именно распространённой среди них прогерии Эммы Вильсон, связанной с половым созреванием и выходом паранормы на активный режим, в книге ничего не было. Неудивительно, мы работали в локальном пространстве Ратеене, где пирокинетики не проживали.
Пирокинетики охотно осваивают ледяные миры, похожие на Терру, им там комфортно. На такие миры никто больше не подаёт заявки, у всех остальных народов Федерации, в том числе и нечеловеческих, порог комфорта выше. Таммееш, централь локального пространства Ратеене, – жаркий мир с преобладанием пустынь и полупустынь, с одним океаном и множеством мелких озёр– морей. Вторая планета локали, Юрнакееш, непригодна для открытого проживания, и народ прячется под поверхность, в гигантские подземные города. Такая жизнь отличается от жизни на космической станции всего лишь тем, что полезные ископаемые не надо подвозить специальным транспортом. Да, с точки зрения систем, обеспечивающих города энергией, это намного выгоднее, но с точки зрения быта разницы нет никакой. Та же искусственная атмосфера, то же трепетное отношение к вентиляции, откуда, кстати, и пошло ругательство, «мусор в вентиляции», мало понятное жителям комфортных планет голубого ряда. Для станционера, для любого обитателя закрытых поселений смысл этого устойчивого выражения предельно страшен. Из серии «не пожелаю даже врагу».