Голоса прошлого
Шрифт:
Так называемое стрельбище являлось общественным полигоном, большим полем за пределами посёлка, с защитными силовыми стенами по периметру. От входа веером разбегались дорожки. Ходить дозволялось строго только по ним. Дорожки вели к точкам входа, небольшим сине– зелёным ярким будкам, над каждой из которых горел огонёк, красный, если место было занято, и зелёный, если свободно. В одну такую мы с Андреем и вошли.
Собственно, привычное место. Обыкновенный психодинамический тренажёр расширенной модификации. В стрельбе по неподвижным мишеням, кстати, я парня уела: из десяти выстрелов он промахнулся два раза, а я только один. По подвижным вперёд вырвался он. Отомстил, так сказать. Ишь, мордень довольная, так и светится. Оно и понятно, уступить девушке, да ещё инопланетнице, – это ж позор для будущего воина!
В азарте мы переключились на второй динамический уровень, где требовалось поражать солдат условного противника. Ну, как условного. Я увидела знакомую броню из собственных кошмаров, и меня вновь скрутило нерассуждающим ужасом.
– Выключи!– крикнула я. – Немедленно выключи!
Голографический морок погас. Перед нами вновь возникла сверкающая под беспощадным солнцем заснеженная равнина.
Я сползла по стенке на пол, обхватила колени руками, спрятала голову. Меня трясло, и вокруг вновь сжималось кольцо психокинетического выброса. Я еле держала его. Но хотя бы держала…
– Боишься, – понимающе сказал мальчик, присаживаясь рядом на корточки.
– Боюсь, – беспомощно сказала я. – Боюсь, и… и всё.
– Бывает, – кивнул Андрей. – Я вот тоже… боялся.
Я терпеливо ждала, пока немногословный мальчишка расскажет. И дождалась:
– Братья Чёрной Саламандрой напугали. Ну, страшилка такая. Детская. Понимаешь?
Я кивнула. Я понимала. У нас тоже были детские страшилки. Про Синего Моллюска и Чудо– Рыбу– Осьминога, про Красные Зубы, Коричневое Окно и Плазму– на– Колёсиках. Специально, чтобы повизжать и побояться в компании. Потому что без компании, в одиночку, в тёмной комнате… брр. Чёрная Саламандра, видно, была из такого же ряда.
– Я боялся, а они смеялись, – угрюмо сказал Андрей и уточнил:– Ржали. Олег и Радим. Идиоты.
Он назвал братьев идиотами с затаённой гордостью в голосе. Всё же он их любил и действительно ими гордился.
– Чёрная Саламандра жила у нас под шкафом и собиралась выйти оттуда, чтобы меня сожрать. Долго её боялся. Год почти.
– И… что? – спросила я, потому что мальчик замолчал.
– Сжёг, что же ещё, – коротко объяснил он. – Теперь не боюсь.
Я обдумала его слова. Затем рассказала про станцию Кларенс и добавила:
– Я тоже сожгла. Не помогло.
– Значит, не так сожгла, – безжалостно отрезал он.
– А так – это как? – задело меня за живое.
Убить столько врагов и получить, что убила их не так… Это было уже слишком!
Андрей внимательно посмотрел на меня.
– Так – это когда бояться перестаёшь, – объяснил он. – Вообще. А если продолжаешь бояться, то, значит, не так.
– То есть, по– твоему, я не дожгла? – уточнила я.
– Да, – коротко кивнул он. – Боишься, значит, не дожгла.
А ведь он прав, подумалось мне. Страха быть не должно. Страх не должен оставаться. Со страхом жизнь превращается в неконтролируемый кошмар. Вот, Мэтта едва не прикончила, а ведь он, хоть и биологический сын Шаттирема Шокквалема, такая же жертва его чудовищныъ экспериментов, как и я...
– Пошли, – сказал Андрей, поднимаясь. – Покажу тебе Тёплое Поле.
– Тёплое?
– Да. Пошли.
***
Тёплое Поле представляло собой небольшую долину, зажатую между заснеженными сопками. В долине били геотермальные источники, и из– за них температура там круглый год держалась в зоне комфорта – примерно четырнадцать– пятнадцать градусов по стандартной шкале Цельсия. Мы вышли к нему по пологой гряде и какое– то время двигались по гребню, потому что спуститься по отвесным ледяным стенам было невозможно. Андрей знал, где находится спуск, и уверенно вёл именно туда.
Отсюда, с высоты, Поле было видно, как на ладони. Зелёная растительность, синие, жёлтые, алые пятна и полосы цветов, небольшие деревца, цепь маленьких круглых озёр, исходящих паром. Ветер донёс влажные тёплые запахи цветущих трав и горького мёда. Мы спустились вниз, и я тут же стянула тёплую, рассчитанную на ледяной век, куртку, потому что в ней стало невыносимо жарко. Подумала и стянула свитер тоже, оставшись в тонкой блузке.
– Свитер надень, – коротко посоветовал Андрей.
– Почему это?
– Надень. На космических станциях держат обычно температуру двадцать– двадцать пять, а здесь всего пятнадцать, для тебя это мало. И на космических станциях не бывает ветра. Надень, простынешь.
Я натянула свитер обратно, сама себе удивляясь, с какой радости покорно сношу командирский тон. Может потому, что мальчишка прав?
– Сюда привозят детей, – сказал мальчик. – Раз в четыре дня, примерно. В любое время. Им полезно. И они ценят.
Да– а. Я бы тоже ценила! Отсек вечного лета в царстве вечной зимы. Чёрные скалы, в белых солевых пятнах и подтёках ржавчины поднимались к небу. По ним стекали струйками горячие водопадики, собирались в неровную чашу естественного происхождения. Между крупной галькой торчали стебли сочной зелёной травы. Трава цвела. Мелкими синими и белыми цветками, кудрявыми алыми гребешками, сизыми метёлками, жёлтыми солнышками и серебряными колокольчиками. Гордо стояли на высоких тонких цветоносах жёлтые лилии и оранжевые, с загнутыми к стеблю пятнистыми лепестками, саранки. Андрей называл мне цветы, я старалась запоминать. Саранки, да. И сон– трава, вон те синие пушистые крупные колокольчики.
– Пойдём, – мальчик потянул меня за руку. – Пойдём, что покажу! Ты такого не видела ещё.
Мы обогнули скалу, и я снова замерла в изумлённом восхищении.
На высоте примерно моего роста очередная чёрная пористая каменюка оканчивалась чашей провала, в которой кипело, пузырилось, бурлило огненное месиво. В одном месте оно лениво перетекало через край, тягучей струёй падало вниз, вниз, в узкую, но очень глубокую расщелину, куда– то в бездонные недра планеты. Да это же лава! Лопни мои глаза, миниатюрный вулкан!
Андрей довольно улыбался, глядя на мою обалдевшую физиономию.
Нет, только пирокинетики могли додуматься до такого. Обратить неприятное соседство с тектоническим разломом себе на пользу. И ведь не было здесь никаких экранов! Лавовый фонтан укротили настолько ловко, что ему не требовалось какое– то дополнительное сдерживание.
– Теперь понимаешь, почему наш посёлок называется Отрадное?
Он перевёл название на эсперанто, и я сказала, что да, теперь понимаю.
– А что, такие вулканы есть не везде?