Голоса прошлого
Шрифт:
– Доктор Ламберт проявляет признаки нестабильности, – сухо заявил Сергей Семёнович. – Я не хочу давать ей допуск на коррекцию. Эта коррекция может стать последней в её жизни. Вкратце всё.
– Энн? – обратилась ко мне Ане.
Я пожала плечами.
– Для меня случай небезнадёжный, – сказала я. – Но Сергей Семёнович прав, нестабильность имеется. Одна я не справлюсь.
– Хорошо. Тогда я обращусь к кому– нибудь с первой категорией в нашем Центре, – сказала Ане. – Не возражаете?
Девлятов кивнул. Он не возражал, ему не меньше меня хотелось помочь девочке.
– Перелёт от сектора Таурон в локаль Солнца занимает дней двадцать, за это время мы проведём подготовку к вмешательству, – сказала Ане. – Ещё согласие от родственников, если они есть.
– Есть, – сказала я. – Я организую.
– Тогда всё на сегодня, – Ане чуть развела руками.
Мы вышли из палаты и наткнулись на Гелю. Никуда она не ушла, торчала под дверями, ждала. Мне стало её очень жаль. Она разрывалась между двумя дорогими ей людьми, но если у старшей шансы были прекрасными, плановая операция рутинного хараткера, и дежурить у её постели было незачем, то с младшей – никакой определённости, и страх придти однажды, даже не придти, просто уснуть на минуточку на лавочке под стенкой, и – упустить. Упустить, услышать от нас страшную фразу: мы сделали всё, что могли, но…
Я кивнула Ане, мол, родственница. Подруга поговорила с ней. Обстоятельно всё рассказала, по полочкам разложила, у меня бы так не вышло, наверное. Геля выслушала. Сказала:
– Я могу восполнить затраты на переход по струне гиперпрокола от Номона сюда.
Привилегии у неё были. Имя семьи плюс личные заслуги.
– Это избыточно, – сказала Ане. – К паранормальной коррекции вашу родственницу необходимо подготовить, подготовка займёт не меньше двадцати дней. Раньше не получится.
– Хорошо, – кивнула Геля. – Но у меня условие!
– Какое?
– Доктор Ламберт принимает участие в коррекции, – резко отрезала она. – Не в качестве наблюдателя!
– Позвольте!– начал было Сергей Семёнович, но Ане жестом остановила его.
– Почему?
– Я так хочу.
– Неубедительно, – пожала плечами Ане. – Ещё аргумент?
Геля прикусила губу. Затем вскинула голову, сказала с нажимом:
– Я знаю, что без неё у вас ничего не выйдет.
– Паранормальная интуиция? – заинтересовалась Ане.
Геля покачала головой:
– Я – натуральнорождённая. Но я просто знаю. И всё. Если вы откажетесь, я не подпишу согласия!
– Хорошо, принято, – невозмутимо согласилась Ане.
Она обратилась к доктору Девлятову с вопросом по деталям курса лечения, тот ответил, а я сказала:
– Я позже подойду.
Ане кивнула. Они ушли.
– Пусти, – глухо потребовала она.
– Нет, – отказала я. – Сейчас пойдём вместе, и я прослежу, как ты ешь. Мясо.
Она скривилась. С размаху села на ближайшую лавочку, сцепила руки, опустила голову. Я подумала немного, осторожно присела рядом.
– Что, не справляешься, доктор? – зло спросила она, глядя в пол. – А вот если бы ты осталась тогда, когда просили….
Мы сами не заметили, как перешли на ты и когда именно это случилось. Нас это не волновало нисколько. В конечном счёте, мы делали одно дело: не давали девочке, уставшей от жизни в четырнадцать лет, уйти за грань.
– Если бы я осталась, я бы с тобой сейчас не разговаривала, – ответила я. – Нас не просто так гонят на отдых. Отправили домой, значит, выложилась. И что бы я, по– твоему, смогла бы сделать? На нуле силы?
– Может, и силы никакой не понадобилось бы, – упрямо заявила Геля. – Просто факта твоего присутствия хватило бы.
– Это уже никак не проверить, – сказала я.
– Нечего проверять, – отрезала она. – Я – знаю.
– Знает она, – фыркнула я. – У тебя что, спонтанный дар? В роду были неучтённые психокинетики?
Она устало потёрла ладонями виски, затем выпрямилась, опершись спиной о стену.
– Не знаю, – сказала наконец. – Но я никогда не ошибаюсь.
Я тогда подумала, что самоуверенности в ней хоть ложкой ешь. Не ошибаться совсем невозможно. Хоть где– нибудь, хоть как– нибудь, но накосячишь непременно. Потом, когда я узнала Гелю Гартман получше, я поняла, что это не самоуверенность и не хвастовство. Она действительно не ошибалась. Каким– то чутьём, почти паранормальным, находила верное решение даже тогда, когда казалось, что верных решений нет и быть не может. У натуральнорождённых бывают иногда спонтанные всплески самого разного свойства. Явление неизученное. Хотя когда– то именно наблюдения за подобными проявлениями сверхвозможностей позволили создать и развить все существующие ныне паранормы…
– На, – я сунула ей терминал. – Подписывай.
– Что это? – подозрительно спросила она.
– Согласие на процедуры по предложенному доктором Ламель плану. Или отказ. Ты – опекун, как оказалось. Тебе и решать.
Она молча приложила к сканирующему участку экрана ладонь и полоску своего персонкода. Полыхнуло зелёным: согласие. Правильно. На её месте сложно было бы выбрать что– то иное. Перманентное вегетативное состояние – не та жизнь, за которую надо цепляться. Из него лучше выходить, несмотря на риски.
Потом я отвела её вниз и проследила, чтобы она поела. Ещё рацион для неё составила, и заставила всё съесть. Она ела с тихой ненавистью, но не прекословила. Потом я позволила ей войти в палату, сидеть с Тропининой. Сказала ей, что не больше часа, и что приду проверю, увижу – выгоню с треском. Или нет, на соседнюю койку уложу и включу режим предоперационного сна. Не наркоз, но ей хватит, чтобы восстановиться. Неясно, подействовала угроза или нет. Приду через час, проверю…
***
Игорь Жаров хорошо знал историю Старой Терры и рассказывал, немногословно, но очень интересно, вплетая в рассказы личные впечатления из детства, когда он с приятелями искал подвигов, как все мальчишки. Мы втроём бродили по Старому Городу в мои выходные дни, иногда я брала с собой Нохораи. Весна наступала на северное полушарие Терры вместе с белыми ночами, снег из колючего и острого, словно осколки стекла, превратился в мягкий, выпадающий крупными хлопьями. Детвора скатывала его в огромные шары, стоявшие в каждом дворе в угрожающих количествах. В середине лета будет примерно дней сорок плюсовой температуры, когда снег растает полностью. Я, правда, слабо представляла себе, как такое количество замёрзшей воды будет таять. Улицы наверняка превратятся в реки, а снегоходы – в лодки…