Голоса прошлого
Шрифт:
Алаурахо – родственная ольрам раса. У них общие корни. Когда– то, очень давно, так давно, что даже в Оллирейне с их Службой Исторической Памяти толком не знают когда именно и по какому поводу, предки современных алаурахо покинули материнскую планету и ушли в космос. С тех прошло полтора десятка тысяч лет по метрике Федерации или даже два. Алаурахо не пожелали возвращаться в лоно материнской культуры. Выбор у них был невелик: либо Оллирейн, либо Врамеул, либо Федерация, о Радуарском Альянсе тогда, четыреста лет назад, ещё не слышали. Они выбрали Федерацию, потому что врамены ещё хуже ольров, те хоть теплокровные млекопитающие, а титульная нация Врамеула – инсектоиды. И что они делают с попавшими под их протекторат малыми цивилизациями к ночи лучше не вспоминать.
Но это не снимало главной проблемы!
Почему лицо Мэтта Шоквенерема один в один повторяло физиономию Шаттирема Шокквалема?!
– Что у вас здесь? – спросил Игорь, перешагивая через порог.
Он отводил машину в гараж, в дом вернулся через сад и основное веселье пропустил.
***
Тишина стояла оглушающая, только из коридора доносилось размеренное так– так громадных механических напольных часов с маятником. Часы были очень старые, они помнили еще самых первых Жаровых. Неплохо сохранились, за ними тщательно и бережно ухаживали. Вообще в доме было немало старых, может быть, уже не очень нужных, вещей, однако ощущения захламленности не возникало. Каждая вещь находилась на своём месте и использовалась по прямому назначению. Например, круглые сундуки– кадушки из тёмного от времени дерева, в них хранили бельё и одежду. Здесь вообще всё было сделано из огнеупорного дерева. Росло на Старой Терре и такое, оказывается. Огневая лиственница, огневая сосна и ещё ряд пород, с непременной характеристикой «огневая». Дерево– пирокинетик, как вам? Оно, конечно, неразумное, и направленно плюнуть огнём не может, но ощутимо прогревает воздух и землю в месте произрастания. Доски из такого дерева обладают огнеупорным свойством и ещё рядом интересных качеств, например, очень хорошо сохраняют тепло. Все дома в Отрадном построены из такого дерева…
Мне с дочкой отвели комнату на втором этаже, с большим окном, в которое заглядывали макушки молоденьких голубых елей, посаженных несколько лет назад взамен старых, сломанных зимней бурей. Мокрый снег вперемешку с дождём шлёпал в стекло. Весна в середине вечной зимы…
Я лежала на широкой кровати, без сна, слушала, как сопит под боком уставшая за вечер Нохораи, и перебирала в уме разговор с Мэттом. Говорил он мало, скупыми короткими фразами, но того, что рассказал, хватило с головой. Мы сидели на небольшой тёплой веранде, пили травяной чай, приготовленный Ане, и старший Жаров был с нами тоже. Ане, видно, слышала уже историю Мэтта, а Игорь знал с юности, просто они решили не оставлять меня одну. Кто их осудит? Оба ведь видели, что я с перепугу сотворила на станции Кларенс, и такой судьбы своему дому не желали.
– Мать моя была алаурахо из семьи Шоквенаурон, – говорил Мэтт. – Семья погибла в конфликте за колонию на Янаурамоне. Это было сорок стандартных лет назад, по метрике Федерации. Янаурамон отбить мы так и не сумели…
Я смотрела на него внимательно, отмечая расовые отличия. Тёмно– розовые, с оттенком в пурпур, прямые волосы, такие же розовые точки– веснушки на лице и руках, общее строение лица, – всё это отличалось от оллирейнского канона. Но издалека спутать всё же было можно.
А ещё я подумала, что дальнейшую судьбу своей матери он может уже не рассказывать. Вывезли, отправили в один из оллирейнских исследовательских центров клана Шокквальми. Соппатский центр был у них не один, а у Шаттирема ак– лидана имелись и соратники и ученики. Мэтт – он такой же, как и я. Только ему повезло чуть больше, он рос при матери.
– Они сумели поднять корабль и уйти с планеты в пространство, – рассказывал Мэтт. – Пятеро юношей– пирокинетиков, две девушки, одна гентабрка, настоящая девушка, как это у них… сничирим.
– Сничаев, – подсказал старший Жаров.
– Да, – кивнул Мэтт. – И моя мама…
Мама. Он так и сказал. Не мать, а – мама.
– Погодите, – сказала я, – погодите… Я плохо помню Соппат, но у нас… у нас была… сказка, легенда. О Семерых, Ушедших в Небо. За эту сказку, кажется, карали, если слышали, но мы рассказывали её всё равно…
Мэтт кивнул.
– Это были они. Моя мама и остальные. Они ушли в гиперпрыжок в атмосфере планеты, это был их единственный шанс. Их отследили, пытались уничтожить, но прыжок завершился в кольце защитных станций одной из звёздных систем Новой России с централью на планете Ясная Поляна. Повезло, можно сказать. Военные заинтересовались кораблём, который истребители клана Шокквальми стремились уничтожить, невзирая ни на что. Вот вся история, вкратце. Мама пыталась найти родных, но у неё не получилось. Все погибли. Тогда она приехала сюда, на Старую Терру, ей предложили, до плена она училась на энерготехника. Ей предоставили место на факультете атомной физики в Тойвальшен– Центре. Я родился уже здесь. В Отрадном.
– Простите меня, Мэтт, – тихо сказала я, касаясь пальцами его руки.
– За что? – удивился он. – Я – сын своего отца, я всё понимаю.
– Нет, – сказала я. – Вы – человек. А он…
– До меня доходили… сведения, – сказал Мэтт. – Я знаю, что Шаттирем Шокквалем умер. Не тревожьте мёртвых, Энн. Они умерли. А вам надо жить дальше. Как живу я. Мы с мамой недавно нашли троюродную сестру её отца. Скоро она прилетит к нам в гости. Может быть, и вам удастся найти кого– то из своих. Не может ведь быть такого, чтобы не осталось совсем никого…
– А с роднёй из клана Шокквальми вы не пытались связаться? – прямо спросила я.
– Нет, – качнул он головой совсем как человек, и свет потолочных светильников зажёг розовую радугу в его глянцевых гладких волосах. – Не вижу смысла. Я для них – полукровка, жертва эксперимента, изгой. А они для меня – враги. Чужие.
– И вы пойдёте против них с оружием в руках? – недоверчиво спросила я. – Если понадобится.
– Надо будет – пойду, – спокойно ответил Мэтт.
Убедил. Я перестала считать его кошмаром. Клокотавшая вокруг психокинетическая сила улеглась, признавая Мэтуольнеша Шоквенерема своим.
Я лежала без сна, обнимая Нохораи, смотрела в потолок и думала, сколько же разорванных судеб оставил после себя так называемый гений, светило биоинженерных наук, Шаттирем мать его Шокквалем. А сколько детей сгинуло вообще без вести в его лабораториях и фиолетовых корпусах! И ведь он– то умер, а его ученики живы. Жива его дочь, мечтающая о возрождении папиных исследований. Может быть, как раз сейчас, в эту вот минуту, она готовится открыть новый Центр по типу Соппатского!
С этим надо было что– то делать.
С этим срочно надо было что– то делать!
Но что именно, я пока толком не представляла ещё себе.
Так– так, стучало за дверью время. Так– так…
***
День выдался морозным и солнечным. Начавшаяся было оттепель подмёрзла скользким ледком, лужи затянуло снежурой: кашицей из стылой воды и выпавшего за ночь мокрого снега, температура упала и продолжала падать, как всегда на атмосферных планетах при прояснениях. Но цветы на заметённых клумбах доверчиво тянулись к слабому Солнцу белыми, голубыми и жёлтыми, тёплыми даже на вид, лепестками. И сад. Сад цвёл! Нежные, розовато– белые цветы полностью скрывали чёрные ветви. Деревья стояли в нарядной пене, и воздух над ними отчётливо дрожал, испаряя в синюю пронзительную вышину неба тепло.