Голоса с улицы
Шрифт:
– Вздор, – отрывисто сказала Элис.
Фергессон напыщенно кивнул.
– Я знаю, о чем говорю: я его знаю. Он не может держать себя в руках… Тебе так не кажется просто потому, что он весь из себя чертовски привлекательный и наряжается, как баба. Нет, я не доверю свой магазин сумасшедшему. Пусть даже у него умелые руки, пусть даже он способен целый день ковыряться в телевизоре – не могу! Понимаешь? Я никогда не передам ему магазин – он ненадежный.
– Не кричи, – запальчиво сказала Элис. – Я не глухая.
Джим Фергессон умолк. Откинувшись на диван, он невесело потягивал пиво и слушал приторную симфоническую музыку в исполнении оркестра Мортона Гоулда [13] , которая негромко доносилась из радиоприемника.
Если кому и рассказывать об этом, то только ей. Но он никому не собирался рассказывать – по крайней мере, пока. Он сформулировал это множеством способов, но, как бы ни выразился, суть не менялась. Он должен купить «Электроприборы О’Нила», потому что, если он этого не сделает, то больше не сможет заниматься бизнесом. Утверждая, что бизнес либо растет, либо сжимается, Фергессон не преувеличивал. Сеть аптекарских магазинов «Бел-Рекс» с филиалами в Окленде, Беркли, Сакраменто, Сан-Франциско и Сан-Хосе обдумывала покупку «Электроприборов О’Нила». Как только сеть завладеет магазином, Фергессону конец.
13
Гоулд, Мортон (1913–1996) – американский композитор, дирижер, аранжировщик и пианист.
Он никогда не был крупным дельцом. Впрочем, Бад О’Нил – тоже: в сущности, О’Нил вообще никуда не годился. Он был столь никудышным дельцом, что продавал универмаг с одним из лучших фасадов, перечнем наличных товаров и месторасположением во всей отрасли. О’Нил был прирожденным неудачником. Он вложил огромные средства в свой магазин, и теперь ему пришел конец.
Биография конкурента была для Фергессона как бельмо на глазу: он не мог его убрать, как ни пытался. Плачевный путь Бада О’Нила всегда лежал перед ним, будто на ладони – открытая дорогая посредственности, ведущая к окончательному краху.
О’Нил принадлежал к тому особому типу кретинов, что открывают захудалую мастерскую по ремонту приемников, умея лишь проверять радиолампы, заменять фильтрующие конденсаторы и присоединять проводками проигрыватели к старым радиоприемникам. О’Нил восторженно увлекся радиотехникой еще в школе, где собрал устройство – коротковолновый передатчик. Он получил лицензию и вышел в эфир: стал радиолюбителем. Это произошло еще в тридцатые, к концу Великой депрессии.
В начале сороковых О’Нил устроился на работу на оборонный завод в Ричмонде, штат Калифорния, где присоединял проводки к орудийным башням бомбардировщиков. Он зарабатывал кучу денег: в Ричмонде все были богатыми – даже окламхомские мигранты и негры. После войны объекты собственности один за другим обесценились, в Ричмонде закрылись заводы и верфи, и он превратился в городок, состоявший из множества трущоб для одной семьи и из пестрых супермаркетов, принадлежавших федеральному правительству. Предприятия, созданные для обеспечения рабочей силы в военное время, постепенно пришли в упадок и обанкротились. Примерно в это время О’Нил открыл свой первый магазин.
Это была обувная лавка – никакого оборудования, лишь голая комната с грязным туалетом в глубине и двумя подоконниками, засиженными мухами и служившими витриной. На отсыревших стенах висели старые календари с обнаженными девицами, покрытые паутиной и пылью. О’Нил завез испытательную аппаратуру (собранную вручную), подержанный прилавок, табурет, резиновый половик, чтобы случайно не стукнуло током, и флуоресцентную лампу, попросил кого-то нарисовать вывеску и открыл «Ричмондский пункт срочного обслуживания радиотехники». В передней части магазина он свалил грудой старые ржавые корпуса и севшие батарейки для портативных радиоприемников; поставил проигрыватель и продавал старые пластинки для музыкального автомата по двадцать пять центов за стопку. В окне выставил новые яркие картонные плакаты с рекламой радиоламп «сильвания» и «тангсол», а позже – пару крошечных персональных приемничков: они работали от элементов на 67,5 вольта, и
Начали забредать старухи с «этуотер-кентсами» и отжившими свой век «филко», которые уже больше не выпускают и с которыми ничто никогда не сравнится. О’Нил был полным, мясистым мужчиной за тридцать, с грязной щеточкой усов над толстыми губами. Он носил что-то типа униформы в жирных пятнах, придававшей ему сходство с механиком автозаправки. Над карманом его жена вышила красными нитками слово «БАД». На краю верстака стояла бутылка «колы». Из перевернутого приемника горланила и завывала звонкая ковбойская музыка. Прыщавые юнцы заходили бесплатно проверить пыльные радиолампы в кульках. Девушки заходили за иглами для фонографов: О’Нил раздобыл стенд с хромированными иглами «ар-си-эй» и «рекотон-25» за четвертак. Он был буквально по уши в делах.
О’Нил был глупым, медлительным, но трудолюбивым. Эта комбинация никуда его не привела, он так ничего и не добился. Большинство приемников, которые он ремонтировал, ломались в течение тридцатидневного гарантийного срока. Он часами препирался с каким-нибудь безденежным пареньком из-за катушки переменного тока. Неделями разглаживал старые скомканные накладные, пытаясь выяснить, откуда взялись радиолампы 35Z5 и зачем они вообще понадобились. Он горбился над верстаком до четырех утра, пытаясь израсходовать все партии товаров, торчавших из расставленных вокруг четвертьпинтовых бутылочек. Целыми днями штудировал «Справочник по техническому обслуживанию» Райдера, стараясь понять, почему сбрасыватель «уэбстера-56» выключается на середине последней дорожки. Через полтора года О’Нил свернулся.
Дорогой и безвкусный магазин к югу от Сидер-Гроувс по Бейшор-Хайвей был куплен на средства, заработанные присоединением проводков к орудийным башням бомбардировщиков на оборонном заводе, а вовсе не на выручку с продажи «Ричмондского пункта». Обо всем позаботились родственники жены, у которых нашлись деньги для вложения. О’Нил обладал одним достоинством: он так часто беседовал со старухами, проверял радиолампы и препирался с прыщавыми юнцами, что научился складно говорить. Он заморочил родственникам жены голову, выпросил тридцать тысяч долларов на раскрутку и открыл «Электроприборы О’Нила». Новые магазины на Бейшор-Хайвей росли, как фруктовые киоски летней порой. В ста ярдах слева находился магазин пианино, мигавший огнями всю ночь семь дней в неделю. Напротив – гигантский магазин полезных мелочей, размером с кинотеатр. Даже бар дальше по улице выглядел, как испанский замок. Место было славное, его выбором занимался филиал Банка Америки в Сан-Матео. Фасад спроектировал сан-францисский архитектор, которого подыскал тесть. Перечень товаров – мечта любой домохозяйки: предприимчивые коммивояжеры сан-францисских фирм-поставщиков под завязку забили просторный подвал.
Через три года у О’Нила возникли серьезные проблемы. Через пять он захлебнулся. И пошел ко дну.
О’Нил был начисто лишен здравого смысла. Бывший радиолюбитель, он еще с горем пополам обращался с паяльником и генератором, но не обладал организаторскими способностями, не умел распоряжаться деньгами, и когда дело дошло до торговли, оказался слишком честным, а следовательно, плохим продавцом. Он уже готов был сдаться: оставалось лишь найти покупателя, чтобы поскорее сбыть магазин с рук.
«Электроприборы О’Нила» были единственным реальным конкурентом для Фергессона, а О’Нил был никчемным, бестолковым человечишкой. Никчемной была даже его реклама: он забывал стирать подсказки и вписывал слова «ваш магазин» там, где нужно было указывать название предприятия. «Электроприборы О’Нила» вовсе не отнимали у Фергессона прибыль: напротив, магазин на шоссе привлекал к нему покупателей – машины останавливались, люди выходили, но надолго задерживались. В конце концов, они тащились на скорости десять миль в час в Сидер-Гроувс, мечтая купить хоть что-нибудь. Деньги буквально вываливались у них из карманов, и люди согласны были приобрести даже старого пса, если его втюхивал человек с гвоздикой в петлице тщательно выглаженного костюма, с журналом учета продаж и авторучкой в руках.