Голоса в темноте
Шрифт:
— Здесь несколько номеров. Если к вам заявятся люди и начнут трясти перед глазами всякими предметами и говорить умиротворяющим тоном, немедленно звоните.
И с этим ушел. А я легла на постель и осторожно положила на подушку свою больную голову.
— Вы говорили со своим приятелем?
Я что-то пробормотала в ответ — еще как следует не проснулась, когда надо мной заботливо склонился полицейский инспектор Кросс.
— Мне кому-нибудь позвонить? — спросил он.
— Нет, — ответила я. —
— Мы столкнулись с известными трудностями, пытаясь его обнаружить.
— Я тоже. Оставила три сообщения на автоответчике. Это все из-за его работы.
— Он часто бывает в отлучке?
— Он консультант по антиквариату, хотя я не очень представляю, что это значит. Постоянно летает в Бельгию, Австралию и в другие места, где идет работа над специальными проектами.
— И вы не можете вспомнить, когда виделись с ним в последний раз?
— Нет.
— Хотите поговорить со своими родителями?
— Нет. Пожалуйста, не надо.
Возникла пауза. Я подумала, что ничем не сумела помочь Кроссу, и попыталась это исправить:
— Вы не хотели бы взглянуть на нашу квартиру? Я буду там через день или два, не исключено, что в ней может оказаться что-нибудь полезное. Может быть, меня захватили именно там и я оставила записку.
Ничего не выражающая мина на лице Кросса тут же исчезла.
— Вы хотите сказать, что у вас есть ключ от квартиры и вы согласны дать его? — живо спросил он.
— Как вы знаете, у меня нет ничего, кроме той одежды, в которой я спаслась, — ответила я. — Но в садике перед фасадом, слева от парадного, есть два предмета, которые выглядят как обычные камни. На самом деле это такие выписанные по каталогу хитроумные штуковины — один из камней пустой, и внутри его лежит запасной ключ. Можете им воспользоваться.
— Мисс Девероу, вы страдаете аллергией на что-нибудь?
— Не думаю. Однажды покрылась сыпью, поев устриц.
— Вы не болеете эпилепсией?
— Нет.
— Вы беременны?
Я так сильно помотала головой, что заболела шея.
— Опасности почти не существует, но мы обязаны вам сообщить, что при магниторезонансном сканировании возможны побочные эффекты, хотя их вероятность ничтожно мала. Вы подпишете согласие на исследование? Вот здесь и здесь.
Сестра вдруг заговорила с интонациями стюардессы, и я вспомнила демонстрации спасательных жилетов, которые следует надевать в случае маловероятной посадки на воду.
— Я даже не знаю, что такое магниторезонансное сканирование, — сказала я, подписывая.
— Не беспокойтесь, техник через минуту вам все объяснит.
Меня привели в большую освещенную комнату. И я увидела тележку — продукт высоких технологий, обитую мягким и вогнутую в середине, на которую меня собирались уложить и отправить в сердце машины — белоснежный тоннель, что-то вроде поваленного на бок унитаза.
— Мисс Девероу, меня зовут Йен Карлтон. Не присядете на минуту? — Долговязая женщина в комбинезоне показала мне на стул. — Вы знаете, что такое магниторезонансное сканирование?
— Слышала название, но не более, — легкомысленно ответила я.
— Мы хотим, чтобы вы были подготовлены. Есть что-нибудь такое, что вызывает у вас неуверенность?
— Практически все.
— Это исследование напоминает обычное просвечивание, которое усиливается находящимся в соседнем помещении компьютером. Представьте, что ваше тело — огромный батон хлеба.
— Батон?
— Ну да. Сканирование рассматривает определенный участок вашего тела послойно. Затем компьютер складывает ломтики и создает трехмерное изображение.
— Теперь понятно — я нарезанный ломтиками батон.
— Просто сравнение.
— Я считала, такого рода исследования служат для выявления рака.
— В том числе. Сканирование позволяет заглянуть внутрь человеческого тела. Обычная процедура при ранениях, травмах и головных болях.
— Что мне следует делать?
— Мы просто положим вас на стол и задвинем в эту штуку, которая похожа на белый пончик. Вы услышите гудение и, возможно, увидите спиральный след, но это будет продолжаться недолго. Все, что от вас требуется, — абсолютно неподвижно лежать.
Я снова обрядилась в больничный халат, легла на стол и уставилась в потолок.
— Немного холодно.
Сестра втерла мне в виски гель и смочила им только что вымытые волосы. А затем надвинула на голову твердый металлический шлем.
— Я закручиваю винты. Это может вызвать некоторое неудобство. — Она набросила ремни на руки, плечи и живот и натянула.
— Стол сейчас начнет двигаться.
— Стол? — слабо отозвалась я, въезжая в тоннель. Теперь я лежала в металлической камере и, как меня и предупреждали, услышала гудение. Я проглотила слюну. Темнота внутри была неабсолютной. Надо мной скручивались спиралями мерцающие полосы. В нескольких футах ярко горел свет. Неподалеку стояла квалифицированная сестра, которая обеспечит все необходимое, чтобы процедура протекала как надо. А рядом находилось другое помещение, где компьютер демонстрировал картину моих мозгов. Наверху располагались палаты — там были сестры, врачи, больные, санитары, посетители; люди спешили с папками, другие толкали каталки. На улице дул с востока ветер и, наверное, шел снег. А я лежала здесь — в гудящей металлической трубе.
Не все, кто испытал то, что пришлось пережить мне, выдержали бы подобную процедуру, подумала я. И закрыла глаза. Я умела воссоздавать картины в голове. И представила виденное утром небо — электрически-синее и такое же сверкающее. Потом вообразила скучное, низкое небо — тихо кружились снежинки и ложились на дома, машины и голые деревья. Но вот гудение в темноте изменилось. Теперь я слышала что-то вроде хрипа. И шаги. Они направлялись ко мне. Я хотела крикнуть, но только задушенно хныкнула.