Голоса в темноте
Шрифт:
Они не знали. Только сказали, что я явилась к ним возбужденная, продержала за столом допоздна — пила, говорила, строила планы на оставшуюся жизнь, а на следующий день испарилась. Супруги тайком переглянулись, и я подумала, что они что-то недоговаривали. Неужели я вела себя неприлично — каталась по ковру или еще как-нибудь безобразничала? Перед их уходом на работу я вышла на кухню, а вернувшись, заметила, что они о чем-то перешептывались, склонив друг к другу головы. Но заметив меня, сразу перестали секретничать, улыбнулись и сделали вид, что обсуждают планы на вечер.
И они тоже, подумала я и отвернулась, будто ничего не поняла. Надо быть готовым, что так и будет, особенно после того, как Шейла и Гай
Беда в том, что дружба — это в основном такт. Людям не хочется знать, что о них говорят между собой друзья. Что они думают и насколько верны. Надо соблюдать осторожность, если собираешься испытывать дружбу. Потому что не всякому может понравиться, что обнаружится в итоге.
Глава 4
Смущаться не приходилось. У меня оставалось всего пять фунтов, и нужно было занять денег у Шейлы и Гая. Они были очень милы. Естественно, понятие «быть милым» включало в себя охи и вздохи, скрипение зубами, копание в кошельках и бумажниках и замечания, что позже они заглянут в свой банк и тогда смогут дать больше. Сначала я не хотела брать денег, собиралась сказать, что, мол, ничего, как-нибудь перебьюсь. Но на самом деле обойтись никак не могла. И в итоге Шейла и Гай насыпали мне в пригоршню пятьдесят два фунта разными купюрами и монетами. Потом я позаимствовала у Шейлы пару трусиков и майку, а свои бросила в корзину для грязного белья. И спросила, нет ли у нее на день-два старого свитера. Шейла ответила, что, конечно, найдется, и притащила очень славный, который выглядел вовсе не старым. Правда, Шейла была крупнее меня, особенно раздобрела теперь, но я закатала рукава и не казалась смешной. И все же подруга не сдержалась и улыбнулась.
— Извини, — сказала она. — Ты смотришься потрясающе, но...
— Потасканной, — закончила за нее я.
— Ну что ты... — возмутилась она. — Просто я привыкла, что ты кажешься, как бы это сказать, наверное, более взрослой.
Они ушли на работу, но мне показалось, что их мучило беспокойство, потому что приходится оставлять меня в доме одну. Не представляю, что их тревожило: что я опустошу их бар, стану копаться в холодильнике или буду звонить за границу. Но я залезла только в аптечку — хотела найти парацетамол. И сделала четыре местных звонка: заказала такси, потому что не собиралась таскаться по улицам одна. Затем брякнула на работу Робин. Она ответила, что не сможет встретиться со мной во время обеда, так как уже договорилась с кем-то пообедать. Я настаивала на том, что мне очень надо ее повидать. В ее планы это не входило. Я извинилась и предложила ей отменить запланированную встречу. Она помолчала, вздохнула и бросила: «Ладно».
В кои-то веки я просила об одолжении. Затем переговорила с Карлой, насела на нее и договорилась сойтись днем за чашкой кофе. Потом позвонила Сэму и тоже сказала, что хочу выпить с ним кофе — через сорок пять минут после свидания с Робин. Он не спросил зачем. И Карла тоже. Это настораживало. Они уже что-то прослышали. Но что наговорила им Сэди? Мне самой было знакомо это чувство, когда так и распирает от жареных слухов и хочется как чумной хвататься за телефонную трубку: «Эй, люди, слышали, что случилось с Эбби?» Или еще проще? «Эй, люди, слышали, Эбби рехнулась? Да, кстати, она забирает всю свободную наличность в доме».
Я смотрела в окно, пока не увидела, как подъехало такси. Стала искать сумку и поняла, что у меня ее нет. У меня ничего не было, кроме распиханных по карманам денег — немного от Сэди и гораздо больше от Шейлы и Гая. Я велела таксисту отвезти меня к метро. Это не вызвало у него воодушевления. Зато он заметно удивился — видимо, впервые в своей практике вез пассажирку к станции всего за несколько кварталов. Поездка обошлась мне в три с половиной фунта.
Я доехала на поезде до Юстона, перешла на другую платформу, села на линию Виктории, вылезла на Оксфорд-серкус и вышла на платформу линии Бейкерлу. Затем сверилась с картой метро. Поезда отсюда следовали совсем в другую сторону от тех мест, где мне приходилось бывать. Дождалась состава, зашла в вагон, но как только двери стали закрываться, снова выскочила на перрон. Поезд тронулся, и секунду или две, пока не начала собираться новая толпа, я стояла на платформе одна. Если бы кто-нибудь наблюдал за мной в этот момент, то принял бы за лунатика. Но зато я знала, что никто за мной не гнался. Никто и не мог гнаться, но теперь я точно это выяснила. И от этого мне сделалось чуть-чуть легче. Я пересела на центральную линию и доехала до Тоттнем-Корт-роуд.
Здесь находилось отделение моего банка. Толкая дверь, я чувствовала, насколько устала. Теперь самые простые вещи давались с большим трудом. Одежда. Деньги. Я ощущала себя Робинзоном Крузе. И самое плохое было то, что приходилось рассказывать всем встречным и поперечным очередную версию своей истории. Служащей за конторкой я изложила совсем урезанный вариант, и та отправила меня к своей коллеге — сидевшей в углу дородной женщине в бирюзовом блейзере с медными пуговицами. Пришлось подождать, пока та откроет счет мужчине, который ни слова не говорил по-английски. Когда тот ушел, она с облегчением повернулась ко мне — не подозревала, что ее ждет. Я объяснила, что хотела бы снять со счета некоторую сумму, но недавно стала жертвой насилия и лишилась чековой книжки, кредитной и дебетовой карточек. Не проблема, ответила банковская служащая: ее устроит фотокопия любого документа.
Я горестно вздохнула. У меня не было никаких документов. Она озадаченно посмотрела на меня. Даже испуганно. И начала:
— Тогда извините...
— Но есть же какой-то способ снять мои деньги, — перебила я. — И еще мне необходимо аннулировать старые карточки и получить новые. Я подпишу все, что требуется, и предоставлю любую информацию.
Служащая все еще сомневалась. Казалось, ее парализовало. И тогда я вспомнила о Кроссе. О нем и о других, кто выкинул меня в большой мир. Но Кросс из всех казался самым сочувствующим. Беспрестанно повторял, что, если мне понадобится помощь, он сделает все возможное.
— Вот имя полицейского, который занимается моим делом. — Я написала на бумажке номер телефона и пододвинула ей: — Можете проверить. — И тут же забеспокоилась: если Кросс решит сотрудничать с банком слишком усердно, я окажусь в еще более худшем положении. Служащая хмуро посмотрела на телефон и сказала, что ей необходимо посоветоваться с управляющим отделением. Им оказался лысеющий мужчина в подчеркнуто приличном сером костюме. Он тоже разволновался. Мне показалось, что они оба обрадовались бы, если бы я вспылила и стала кричать, но я держала себя в руках.
Процедура заняла много времени. Потребовалось несколько телефонных звонков. Они задали мне массу вопросов о моей жизни и моих банковских накоплениях, узнали, по каким счетам я в последнее время платила и какая девичья фамилия моей матери. Я подписала кучу бумаг, а женщина все печатала и печатала на компьютере. Наконец с явным облегчением они выдали мне двести фунтов и сообщили, что новые карточки и чековую книжку пришлют в течение двух рабочих дней, может быть, даже завтра. А я вдруг поняла, что документы придут на квартиру Терри. И уже собиралась попросить их выслать карточки и книжку куда-нибудь еще, но сообразила, что если сообщу об изменении адреса, меня просто-напросто вышвырнут на улицу. Поэтому распихала деньги по карманам джинсов и вышла из банка с ощущением, что покидаю букмекерское заведение.