Голоса выжженных земель
Шрифт:
Щелчок, текстура пропала: «каркас» подвергается новым метаморфозам, исчезают грудь и пышная копна волос (вернее, их силуэт), меняется форма плечей и таза, фигура становится массивнее и теряет остатки женственности.
– Ах ты сучонок! – Зулук больше не кричит, следует короткий и быстрый удар Химику в челюсть, парень отлетает и теряется из виду за барной стойкой. – Мразь малолетняя! Солдатик, ходу! Засиделись, мать-мать-мать!
Мы бежим – сначала из бара, потом через весь танцпол, – ищем выход. В мерцании эпилептичного стробоскопа это не самое простое
Меня разбирает смех:
– Зум-Зум, считай, ты натянул трансика, старый извращенец!
Он или не слышит, или делает вид, что не слышит. Ничего, найдем выход, поиздеваюсь над попадалойвволю.
Выхода нет… Мы обегаем по всему периметру огромного танцпола и вновь оказываемся в баре. Улыбчивый бармен приветливо машет рукой.
– Бежим!
Грохочущий бит, сияние цветомузыки, дергающиеся тени в прицеле строба… Выхода нет. Круг за кругом мы пытаемся вырваться из замкнутого пространства.
– Дыхалка… – Зулук останавливается первым, держится за грудь и живот. – Ни к черту.
– И моя на нуле, – это неправда, силы для небольшого, но бессмысленного забега еще остаются, но не бросать же выдохшегося маркиза! – Что делаем дальше?
– Не знаю, Солдатик, – он усаживается прямо на пол и вытягивает ноги. – Жопой чую, угодили в блуду.
– Придется с парнем договариваться. Либо больше ничего не жрать и не пить, ждать, пока психотропы отпустят.
– Думаешь, он что-то подсыпает?
– Зул, разуй глаза, это же Химик! – я вещаю крайне убежденным тоном, но сам себе, если честно, не верю. Я запутался в этой дикой фантасмагории и уже ничего не понимаю. – Накидал колес, накачал всякой хренотенью, и теперь показывает компьютерные мультики.
– Почему компьютерные? – Зулук еле дышит, слова даются ему с трудом. – Лично я видел художественное пособие по прикладной вивисекции: кишки, мышцы, кости, жилы… Гаденыш ободрал блонду до скелета, а потом начал собирать по-новому – мясо, жировая прослойка, несколько слоев кожи и в довершение шоу болтающая херня между ног…
Хихикаю – противно, насколько это возможно, – но издеваться над незадачливым маркизом буду после. На свободе.
– Мне все иначе привиделось, похоже на компьютерную анимацию, 3д-модели, полигоны, текстуры и всякая подобная ерунда.
– Понятно, – Зулук хмурится. – У каждого свои фантазии…
– Давай вместе выход нафантазируем?
– Давай.
Я сажусь на пол рядом с Зулуком, и мы дружно пялимся в противоположную стенку, представляя в ней дверной проем, ведущий к вежливому охраннику, несущему унылое дежурство возле гардероба. Может, здесь и нет времени, но «фантазируем» мы долго, очень долго… жаль, безуспешно.
– Пойдем, жахнем по воображаемому коктейлю?
– Я бы намахнул водки.
– А как же сухой закон? Типа, чтобы нам снова ничего не подсыпали, – мы оба отлично понимаем, что хотим выпить, но как не пококетничать друг перед другом напоследок…
– Тогда давай пить буду я, а ты блюсти трезвость и внимательно за всем бдеть!
Бармен
– Как пробежка? Размялись перед трапезой?
– Лицо бы тебе размять, – мой компаньон задыхается от злости (он так и не восстановил дыхание до конца – старость не радость!) и злость эту глушит пенным напитком. Причем с нескрываемым удовольствием. – Как выбраться из твоего синюшкиного колодца?
Химик разочарованно поджимает губы:
– Разве вам здесь не нравится?
– Мы ничего не имеем против того, чтобы пить и жрать от пуза (правда, онанистические бабы в местном ассортименте – конкретный минус), однако дела никто не отменял.
– Отсюда нет выхода, вы уже сами убедились.
– Если есть вход, то должен быть и…
Химик перебивает:
– Объясните это мышам, попавшим в мышеловку.
– Так это ловушка? – демонстративно сжимаю кулаки, сейчас прольется чья-то кровь, и не важно, виртуальная она, воображаемая или еще какая-нибудь.
– Солдатик, – бармен отступает назад, прижимаясь к полкам со всевозможным алкоголем. – Это сон, сон моей подруги, наглотавшейся колес до одурения. Белка обожала дискотеки, бары, движуху… когда произошла Катастрофа, она зациклилась на них, буквально бредила, не могла понять, что мир изменился… заставила меня идти с ней в Пермь, убеждала, что цивилизация там сохранилась и, конечно, остались правильные заведения…
– Про навязчивую идею двух малолетних бездельников, накидавшихся наркотой, я уже понял, что дальше?
– Все, что вы видите, – ее сон, или видения в коме, или аналог света в конце туннеля, думаю, разницы никакой. Я могу видоизменять эту реальность, – парень демонстративно чертит дугу в воздухе и, следуя его руке, интерьер бара подвергается мгновенной метаморфозе. Не тронутая жестом часть сохраняет тяжеловесные каменные черты рыцарской эпохи, вторая половина превращается в жизнерадостную итальянскую пиццерию. Оригинальное смешение стилей… – Но суть вещей мне не подвластна, мы заперты на бесконечной вечеринке. Кстати, не самый худший вариант, могли бы застрять в кошмаре…
Я не могу оторвать взгляда от огромных, во всю стену, окон пиццерии. Они выходят на ярко освещенную летнюю улицу какого-то южного города. Улочка совсем крохотная, не проедет и машина, редкие прохожие неспешно прогуливаются по мощенному камнями тротуару, дружелюбно приветствуют друг друга, останавливаются, чтобы обменяться малозначительными новостями и беззлобно посплетничать. Снаружи продолжается жизнь, спокойная и размеренная, но я не завидую, не успеваю… Замечаю напротив зеркальную витрину, совершенно не вписывающуюся в древнюю архитектуру. Вывеска на незнакомом языке мне совершенно ничего не говорит, да я и не пытаюсь вникнуть в ее потаенный смысл, я должен увидеть свое отражение в зеркале. Но в витрине отражается лишь небо с белесыми облаками-подушками да веселое солнце, беззаботно катящееся по излюбленному кругу. Нас нет, нет и меня… Мы призраки.