Голоса
Шрифт:
За поворотом дороги он увидел маленькую фигурку в сером длинном пиджаке и мокрой кепке. Фигурка ковыляла, помогая себе палкой, навстречу ему. Окрыленный, Митя бегом бросился к ней и узнал деда Василия, Люськиного отца, у которого они жили в прошлый приезд.
— Василий Петрович! — закричал Митя, подбегая.
Дед остановился и взглянул на него снизу вверх. Маленькое и хитрое лицо деда Василия слегка дергалось, а глазки мигали. Они были бесцветны, да и сам дед был серенький, бесцветный, какой-то стертый и словно заспанный.
— Не признаю, стар стал… — сказал он дребезжащим тенором.
— Митя я, Богинов, мы у вас жили, — скороговоркой произнес
— Нет, не признаю, — сказал дед и сдвинулся с места.
— Вы детей не встречали? Девочку и мальчика? — умоляюще спросил Митя, махнув рукой на воспоминания.
— Не слышу ничего, стар стал… — бормотал дед.
— В какой стороне Коржино? — прокричал Митя ему в ухо.
Вместо ответа старик свернул с дороги в лес и быстрыми шажками стал удаляться. Митя попытался было его догнать, но дед Василий обернулся и погрозил ему палкой. После чего старик скрылся в лесу.
Как ни странно, встреча с дедом успокоила Митю. Он побрел далее по дороге и скоро вышел к той самой развилке, где стояла поленница. На поленнице сидели Катя и Малыш. Между ними на березовых кругляшах были разложены кучки грибов. Дети не заметили Митю, поскольку занимались счетом.
Митя подошел к поленнице и взглянул на грибы.
— Ну, как успехи? — спросил он вяло, чувствуя, что ноги его не слушаются. Потом он сел на пенек, вынул из кармана плаща пачку сигарет и убедился, что они от дождя превратились в кашу. Митя механическим движением выбросил пачку и повторил вопрос.
— Сейчас, папочка, я считаю, — ответила Катя. Подсчитав грибы, она объявила: — Что я говорила? Семнадцать—пятнадцать в мою пользу!
— Я выиграл! — упрямо сказал Малыш, потому что считал плохо, но уверенность в своих силах имел огромную.
— Ну вообще! — сказала Катя. — Папа, он ничего не понимает!
— Где вы были? — устало спросил Митя.
— Здесь, — коротко ответила Катя и удивленно посмотрела на отца.
— А я там был! — махнул рукой Малыш. — Там он рос, а я его ка-ак найду!
Он поднял самый толстый гриб и взмахнул им над головой. Сразу возник спор, потому что Катя считала, что гриб ее. Тут же выяснилось, что ходили они порознь и не перекликались. Им это было ни к чему.
— А вы заблудиться не боялись? — так же вяло продолжал допрос Митя.
— Плутать-то тут негде! — повторила Катя Витькины слова. При этом она дернула плечиком.
— Понятно, — улыбнулся Митя. — Ну, пошли домой.
Отношения с лесом были временно прерваны. Митя вновь надеялся только на себя, а потому вывел детей к деревне прямым путем без лишних волнений.
Через час они уже сидели перед печкой, обильно увешанной их мокрой одеждой, смотрели на огонь и чистили грибы.
— Ты знаешь, я деда в лесу встретил, — сказал Митя жене.
— Какого деда? — не поняла Аня.
— Василия Петровича… Ну Люськиного отца, — сказал Митя и увидел, что жена смотрит на него округлившимися глазами.
— Да ты что! — наконец сказала она.
— А что? В кепке, с палочкой… Еще очень бодрый старикашка. Не слышит только ничего, — усмехаясь, проговорил Митя.
— Митя, он же умер. Мне Люся писала еще год назад… — испуганно сказала Аня. — Ты, наверное, обознался.
— Не знаю… — сказал Митя.
Потом он отложил нож и долго смотрел на угли в печи. В их изломах, в глубоких и причудливых раскаленных трещинах, из которых вырывался жар, ему виделись какие-то морщинистые лица и звериные страшные глаза, полыхавшие недобрым огнем, слышались в потрескивании и шорохе углей невнятные голоса, и все это чудесным образом переходило в знакомую ему науку, в химические реакции и прочие вещи, которые он знал досконально. Но та, другая картина, открывшаяся в глубоком зеве печи, мешала ему. Она таила в себе что-то такое, о чем Мите только предстояло медленно и глубоко догадываться.
Глава 4
Странный человек Митя Богинов! В то время как другие, уехав на природу, вырвавшись на волю, стараются забыть о скучных служебных делах, освободить голову и дать ей возможность легкомысленно отвлечься, Митя с вожделением мечтает о работе. И на этот раз он связывал поездку в деревню с какими-то еще довольно туманными идеями, а главное, с желанием «найти путь». Найти путь нужно было непременно, потому что годы шли, а желаемые результаты никак не появлялись. Митя испытывал предчувствие перемен и острую потребность работать. Он присмотрел в избе рабочее место, тут же названное им «светелкой», хотя там было темновато. Светелка выходила дверью в сени, а с горницей не сообщалась. Там стояла огромная железная кровать с продавленным матрацем, занимавшая половину светелки. Рядом с кроватью находился круглый стол, а чуть дальше, у стены, старый буфет, набитый внизу мешками с крупой и макаронами, а вверху — разными железками, проволокой, гвоздями, ржавыми инструментами, оплывшими свечками, пробками, батарейками, фонарями, пуговицами, веревками, старыми подметками — в общем, всяким барахлом, необходимым в хозяйстве. Видимо, в доме Анатолия Ивановича ничего не выбрасывалось.
В светелке Митя обнаружил стопку старых книг. Разбирая их, он на мгновенье представил, что вот сейчас найдет какой-нибудь ветхий манускрипт, прижизненное издание Пушкина или Евангелие на старославянском. Это приятно было представить, но книги все до одной оказались школьными учебниками для самых разных классов — с третьего по восьмой. Митя положил книги на место, успев на секунду открыть наугад учебник физики и тут же, сбоку, вспомнить свой учебник Перышкина, с которого все началось.
Школьная физика была, пожалуй, одним из нелюбимых Митиных предметов. Его учили понятиям и законам, минуя самое интересное — процесс рождения понятий и законов. Митя уже тогда догадывался, что знания добываются каким-то загадочным путем — наитием, что ли, созерцанием и самоуглублением, и что они как-то непостижимо связаны с общественной и личной моралью, но в учебнике Перышкина об этом не было ни звука, если можно так выразиться. Там все преподносилось как результат скучной дедукции и не менее скучного опыта. Поэтому Митя физику как таковую не любил, а любил более всего истину, к которой приближался уже долгие годы, не приближаясь ни на сантиметр, но все-таки двигаясь вперед с ощутимой скоростью.
Еще один парадокс, напоминающий парадоксы теории относительности.
Митя был физиком-теоретиком отнюдь не по специальности, а, скорее, по душевной наклонности и собственному желанию, которое возникло давно и бесповоротно. Вот как это произошло.
Образование Митя получил инженерное и вот уже восемь лет благополучно трудился в одном из конструкторских бюро, сначала в должности инженера, а потом старшего инженера. Однако все свое свободное время, а также часть служебного, когда позволяли обстоятельства, Митя вкладывал в науку «для себя», в теоретическую физику.