Голова Минотавра
Шрифт:
— Германский таможенник хорошо знал из виду польского парня из Львова? — удивленно спросил Зубик, обрезая сигару.
— Я не сказал, что парень был из Львова, но пан инспектор обладает замечательной интуицией. — Попельский развалился на стуле и улыбнулся одними только краешками губ. — Да, он знал его из виду, поскольку тот самый львовский парень несколько раз в год ездил во Вроцлав. Всегда в купе. С девушкой ехал впервые. Обычно его сопровождали немцы, значительно старшие, чем он сам, мужчины, которые подседали к нему в купе именно в Хебзе. Мок допросил и железнодорожников. Один из них прекрасно помнил того молодого человека в связи с тем, что весьма часто он возвращался во Львов тем же самым поездом, на котором приезжал во Вроцлав. На обратном пути его уже никто не сопровождал. Поскольку этот состав выезжает рано утром следующего дня, выходит, что тот молодой человек ночевал во Вроцлаве, после чего выезжал. По мнению немцев, похож он на цыгана…
— Да что там те немцы знают?! Ведь то мог быть цыган, армянин, грузин, еврей… Ну а фамилия у этого цыгана имеется? Об этом тот ваш прусак сообщил? — Зубик стряхнул пепел в мощную пепельницу.
— Да. Таможенники в своих рапортах записывали… Впрочем, с чудовищными ошибками.
— Ну и?
— Зовут его Альфонс Тренбащкевич…
— И ничего удивительного, что с ошибками… Странная фамилия для цыгана… И что, пан Попельский? Имеется у нас такой вот Тренбащикевич?
— Тренбащкевич. Я проверил вчера у нас и в ЗАГСе. — Попельский откашлялся. Он терпеть не мог сигар "Патрия", которые употреблял Зубик. — Человека с такой фамилией нет. Вчера же я отослал телеграмму в Варшаву. Вот ответ, который я только что получил из прелестных ручек панны Зоси.
Он положил телеграмму на стол Зубика. Тот долго вчитывался в одну строчку текста.
— Понятно. — Он снял очки и задумчиво произнес. — Во всей Польше имеется только один человек с таким именем и фамилией — Альфонс Тренбащкевич… В Познани… Мастер портной.
— Паспорт был подделан, пан инспектор, именно это я и сообщил вчера по телефону пану Моку. Потому что меня он просил только лишь о проверке фамилии. Но тут же он попросил меня найти во Львове похожего на цыгана педераста. И вот тогда что-то во мне щелкнуло. У меня хорошая интуиция, как и у пана инспектора. Я сказал, что никого не стану разыскивать, разве что Мок раскроет мне все обстоятельства этого дела. Тот долго молчал, но в конце концов рассказал. Девушка, которая ехала с тем цыганом была убита самым чудовищным образом. Звали ее Анной, именно так записал ее портье в гостинице.
— Ну и порядочки у них в той Германии, — фыркнул Зубик. — В книги приезжих записывают только имена… Это же надо!
— Та гостиница была, скорее, гадюшником, закамуфлированным публичным домом, пан инспектор. А потом, попрошу вас крепко схватиться за стол, потому что то, что я сейчас сообщу, будет…
— Ладно уже! Говорите! — Зубик не стал ожидать, чтобы Попельский применил какого-нибудь изысканного прилагательного.
— Девушку изнасиловали, и у нее выгрызли, пожрали щеку! И еще — перед насилием она была девственницей.
— Холера ясна! — Зубик не выдержал и выругался при подчиненном, чего раньше никогда не делал. — И все это произошло в гостинице…
— Да, все это похоже на дело Минотавра, — сказал комиссар и замолчал.
В кабинете начальника воцарилась тишина. Попельский снял очки, подышал на стекла и вытер белым платочком с вышитым Лёдей таинственным знаком, тем же самым, что был на его печатке. Зубик откинул свою могучую тушу в кресле и заложил руки на шее. За окном заскрежетал трамвай, в пепельнице дотлевала сигара.
Оба прекрасно помнили дело двухлетней давности, о котором писали все газеты в Польше, которое, по причине того, что решено оно не было, покрыло позором львовскую полицию. Лето 1935 года. На протяжении нескольких дней были найдены две мертвые и изнасилованные девушки. О обеих было выгрызено лицо. Одной было шестнадцать лет, другой — восемнадцать. Одну нашли в гостинице Франкля в Мосьцишках, вторую — в гостинице "Европа" в Дрогобыче. В обеих случаях девушек регистрировали на основании сообщенных ими фамилий, и больше никто ими головы себе не заморачивал. Девушки утверждали, будто бы опоздали на поезд, и теперь им необходимо переночевать.
Обе фамилии оказались фальшивыми. Никто так и не идентифицировал жертв, несмотря даже на то, что судебный медик из университета, доктор Иван Пидгирный, оказался чрезвычайно способным реконструктором лиц. Похоронили их за казенный счет. В течение полугода львовская полиция — в тайном союзе с батярами — разыскивала Минотавра, что рвал зубами и насиловал девственниц. Не помогли спорные гипнотические методики Попельского и даже контакты с ясновидящим. Все впустую.
— Ну и? — Зубик прервал тишину и затушил сигару, которая теперь напоминала Попельскому громадного раздавленного таракана.
— Ну, я и сказал Моку, что это наше дело, и попросил его переслать нам все документы.
— А он?
— А он, — Попельский усмехнулся, — повел себя именно так, как повел бы я, будучи на его месте.
— То есть?
— Он сказал, чтобы я забыл о разговоре и шел на три буквы.
Зубик сорвался с места и, словно дикий зверь, начал кружить вокруг стола. Сам он побагровел, шея увеличилась на пару номеров.
— Да что себе этот прусак воображает! — рявкнул он. — Это мое дело! Это наше дело! — Он поднял телефонную трубку. — Панна Зося, прошу вас договорить меня на беседу с комендантом, как можно скорее! А вы, — обратился он к Попельскому, — незамедлительно напишите отчет по вашей беседе! Очень подробный! И на польском языке. И обязательно переведите то, что он сказал вам в самом конце. Чтобы вы пошли, и куда! Ах он, шваб чертов!
— Я не могу перевести этой части нашей беседы, — ответил Попельский.
— Это почему же?! — Зубик расслабил воротничок, его лицо чуть не лопалось от натуги и гнева.
— Поскольку это будет нецензурно. — Комиссар вновь усмехнулся. — Он мне сказал именно то, что и я сказал бы на его месте. Он сказал: "Иди ты нахер [43] , ты, австрияк!"
Зубик встал, как вкопанный. Никогда еще он не слышал, как ругается Попельский. Инспектор был этим настолько изумлен, что открыл рот.
43
Здесь переводчик честно признает, что перевел не совсем верно. Все непристойности касались исключительно задницы, но в плане анального секса, что нельзя перевести адекватно, пользуясь русскими выражениями (наиболее дословно: "В заднице я тебя видал!", что, согласитесь, совершенно не по-русски) — Прим. пенревод.