Голова Минотавра
Шрифт:
— И где же находится это публичное место?
Рита остановилась и с усмешкой глянула на подружку, чувствуя горячую заинтересованность той.
— Мы как раз туда и направляемся, глупенькая.
— Что? Мы туда идем?
— Не хочешь? — Рита сделалась серьезной, указала на внутренний карман своего пальтеца. — Здесь у меня адрес. Все его письма я ношу с собой, чтобы мой старик их не обнаружил. А то публичное место — это бильярдный клуб… Я хочу, чтобы ты меня сопровождала… Понятное дело, не потому, что боюсь идти одна, но чтобы впоследствии мы могли обменяться замечаниями о тех его, якобы, прекрасных глазах…
— Благодарю тебя, дорогая! — Тычка поцеловала Риту в зарумянившиеся щечки. — Стократное тебе спасибо за твое доверие!
— Тихо… — прошипела Рита. — Давай лучше узнаем, который час. Потому что мы уже почти на месте. Но вначале осмотрим этот вот дом.
Они прошли подъезд, украшенный номером 10, затем номером 10а, и через мгновение очутились на углу Лычаковской, затем вошли в пивную Кребса. По причине закрытых ставен, здесь было совершенно темно. Девчонки увидали лишь какого-то выпивоху и бармена с таким мрачным и хмурым лицом, что он мог бы стать главным отрицательным характером городских баллад. Пьяница, который, похоже, пересолил с лечением похмелья, покачивался над рюмкой водки и пытался укусить селедку, которую двумя пальцами держал за хвост.
— А чегож ту таки панюнци соби у нас виншуйю? — мощным голосом затрубил бармен.
— Мы хотели бы узнать, который сейчас час, — сказала Рита, более смелая, по сравнению с Тычкой.
— И полночь будет, а пока что скоро десять утра, — рассмеялся бармен.
— Спасибо, — вежливо присела в книксене Рита.
На улице было пусто. Девчонки вышли из пивной, после чего Рита затащила подружку в ближайшую подворотню.
— Ладно, Беатуля, дай-ка еще вина!
— Уже даю! — ответила Тычка.
Они выпили по приличному глотку. Щуря глаза, они выглянули из подворотни и осмотрелись по улице. Все так же было пусто, лишь в нескольких метрах у обочины как раз притормаживал черный автомобиль.
— Рита, так какой то дом, какой? — Беата даже побледнела от возбуждения. — Тот, перед которым остановилось это вот авто?
— Нет! — Теперь уже побледнела и Рита. Очень крепко она схватила подружку за локоть. — Нам нужно уходить. Немедленно! Через двор!
— То есть как это: уходить? Сейчас? Ты мне уже не веришь? — Со слезами на глазах Тычка плелась за идущей Ритой, направлявшейся к заднему выходу со дворика.
Догнала она ее только через пару десятков метров. Удивленный их появлением торговец перестал выкрикивать свое "Ганделе!" и уставился на обеих девушек.
— Как ты могла? — ревела Беата. — Знаешь, как это: чувствовать себя, когда тебя отталкивают, когда тобой презирают? А я так надеялась!…
— За рулем того авто был мой старик, ты понимаешь? — Глаза Риты были переполнены яростью. — Не знаю, как он открыл мою тайну, правда, для него это мелочь! — Она фыркнула. — Для него, аса польской полиции…
— Послушай, Рита. — Беата вдруг успокоилась. — А может, это твой папа приехал за тем мужчиной? Он же сам писал тебе в письме, что за ним охотилась полиция нескольких стран. Быть может, твой папа как раз его разыскивает?
— О Боже, Боже! — Рита сунула свои длинные, худощавые пальцы себе в волосы. — Это может быть правдой! Я обязана это видеть! Пошли, возвращаемся в ту пивную, будем смотреть через витрину!
— Так ведь там уже какой-то пьяница и тот страшный бармен!
— Да не бойся, в случае чего…
— Ты позовешь своего папу?
Рита долго глядела на Беату, словно желая собственным взглядом прожечь ей глаза.
— Даже и не думай так! — медленно произнесла она. — Никогда не попрошу помощи у того гада, что следит за мной на каждом шагу! Который превратил мою жизнь в ад! Ты знаешь, что из-за него я не буду играть в "Медее"? Каспшак забрал у меня роль и дал ее Ядзьке! Когда же я спросила у него, почему так, он ответил, чтобы я обо всем расспросила своего папашку! Ты понимаешь? Неужто ты думаешь, что я хоть что-нибудь у него попрошу?!
Львов, суббота 20 марта 1937 года, пять минут одиннадцатого утра
Заремба услышал шаги на лестнице. Он приложил глаз к маленькой дырочек в занавеске, повешенной в двери сортира. На галерею медленно поднимался мужчина в шляпе и с рюкзаком. Одет он был в поношенный и великоватый плащ. Мужчина прошел мимо сортира, внимательно глянул на листок с надписью "Авария" и, волоча ноги, потащился на верхний этаж. Он был молодым, но вот шел словно старик. Он был худощавым, но сопел будто толстяк. Он был человеком, но выглядел как будто зверь. Заремба, переодетый в сантехника, уселся на закрытом крышкой унитазе и полой рабочего халата оттер лицо от пота. Он услышал скрежет ключа в замке и треск захлопываемой двери. Никаких сомнений не оставалось. То был Поток. Он как раз вошел к себе в квартиру.
Полицейский пытался собраться с мыслями. Облава на Потока должна была состояться только завтра, ведь сосед явно предсказывал его возвращение на воскресенье. Тем временем, Поток вернулся на день раньше. У Зарембы похолодело в животе при мысли, что бы случилось, если бы Поток вернулся к себе домой полчаса назад, когда он сам, плюнув на все средства предосторожности, выскочил за куревом.
Если что и должно было провалиться в мастерском плане полиции, то это могло наступить лишь по причине человеческой ошибки. Ведь все средства предосторожности были соблюдены. Сортир был приготовлен в качестве наблюдательного пункта, а снабженный телефоном ближайший галантерейный магазин Вассермана на углу Жулиньского и Лычаковской являлся пунктом связи с полицейским управлением. Чтобы обеспечить быструю коммуникацию, на телефонной станции провели специальную линию между лавкой и управлением. Западня, расставленная на Потока в его доме, должна была сработать обязательно. Чтобы вонь не мешала оперативникам в наблюдении за квартирой подозреваемого, туалет закрыли под предлогом сантехнического ремонта. До воскресенья за квартирой Потока днем и ночью должен был присматривать один полицейский, проверяя документы и допрашивая каждого, кто пришел бы туда. На основании всех этих сообщений, полицейские хотели узнать о Потоке чего-нибудь такое, что дало бы возможность его ареста, если бы тот каким-то шестым чувством почуял облаву и в квартиру не вернулся. В воскресенье все закончится. В четыре утра на Жулиньского все должно было быть перекрыто полицейскими. И среди них должны были присутствовать все четыре функционера следственной группы да еще дюжина тайных агентов из IV комиссариата на Курковой [203] . Шесть сотрудников в гражданском должны были дежурить на вокзале. А тут — на тебе! — Поток приехал на день раньше.
203
Сейчас ул. Лысенко.
Заремба потихоньку успокаивался и размышлял над тем, что ему необходимо сделать. Он не мог покинуть свой наблюдательный пункт и идти звонить из магазина Вассермана, поскольку это было связано с огромным риском.
За это время Поток мог пойти к соседу, узнать, что у него "гостил" брат — кто его знает, а был ли у него вообще брат — и сразу же смыться. Зарембе оставалось либо ожидать сменщика, которым в половину одиннадцатого должен был стать Кацнельсон, либо арестовать Минотавра самому. Он решился на второе. Нащупал под мышкой "браунинг" и начал снимать халат сантехника.