Головнин. Дважды плененный
Шрифт:
— Гляди, Григорий, — вскинул он руку, — зришь камень? А правее него, миль пяток, мыс безымянный? Так это к югу от входа в Авачу, пеленгуй скорехонько.
Услышав возгласы на шканцах, выбежали, не сговариваясь, Никандров и Савельев и в один голос завопили:
— Камчатка!
В это время завеса тумана начала заволакивать берег, заморосило, вперемешку с хлопьями снега, а ветер зашел к западу…
Три дня лавировала «Камчатка» у входа в Авачинскую губу в ожидании перемены погоды. Изредка, сквозь мрачность, на короткое время проглядывали берега, от уреза воды до вершин гор укрытые снегом.
— Стало быть, нынче весна здесь поздняя, — определил командир.
Второго мая с юго-востока задул легкий ветерок, и Головнин повел
На рассвете на борт с сияющим лицом поднялся командир экипажной роты капитан Колмыков, знакомый Головнина по плаванию «Дианы». Сдернув фуражку, он перекрестился и заговорил, захлебываясь:
— Ваше высокоблагородие, глазам не верю! В такую-то рань к нам прежде никто не добирался. Ледок-то только третьего дня как из губы вынесло ветром, а гавань вся укрыта. Их высокоблагородие Петр Иванович вас к себе нынче приглашает, а я безмерно рад вас видеть в здравии.
Головнин взял капитана за плечи, встряхнул.
— Ну будет, отсалютуем и съеду.
К удивлению Головнина, в ответ на его залпы с берега загремели пушки.
— Никак Петр Иванович и здесъ флотский порядок завел. Помню, прежде пушки в амбаре ржавели.
Перемены в Петропавловске приятно удивили Головнина, во всем чувствовалась твердая командирская рука, а главное, Рикорд прежде всего заботился о людях. Основной продукт питания — рыба, временами пропадала, и зимой люди, особенно бедные, голодали, кормились корой. Новый начальник Камчатки добился в столице, чтобы продавали жителям муку по твердой, казенной цене, а бедным — за полцены и дешевле. В Петропавловске открылся лазарет для жителей и военный лазарет. «Камчатка» доставила госпитальное оборудование и недостающие медикаменты. Шлюп привез снаряжение и инструменты «английской работы» для созданной Рикордом ремесленной школы.
— Нынче у нас будут свои слесаря и кузнецы, — объяснил Головнину свою затею Рикорд. — Прежде камчадалы возили в починку ружья, другие железные поделки в Нижнекамчатск, Большерецк, гоняли собак за 300 — 400 верст.
— Вполне разумно и похвально, — одобрил приятель, — а я тебе дрожки пароконные доставил, будешь разъезжать вдоль гавани и дам своих катать, — кивнул Головнин на прислушивающихся к разговору друзей, Людмилу Ивановну и сестру Петра Рикорда.
Жена Рикорда засмеялась и благодарила:
— Спасибо, Василий Михайлович, здесь туфелек не напасешься.
— А вам, Людмила Ивановна я, как обещал, фортепьяно привез в полной сохранности.
Людмила Ивановна не выдержала, подбежала к Головнину и чмокнула в щеку.
— Милый Василий Михайлович, вы не представляете, сколько радости привнесли в этот край сим инструментом.
— Вот только с выгрузкой как быть? — спросил Головнин. — Ледок недели через две сойдет, а нам время дорого. Неплохо бы прорубить канал.
— В чем вопрос, Василий Михайлович, всю экипажную роту отрядим с пешнями [68] .
68
… отрядим с пешнями… — Пешня — вид лома, применяемый для пробивания прорубей.
На следующий день в ледяном поле застучали пешни и топоры. За 10 дней прорубили канал, и «Камчатка» при тихом ветре вошла в гавань и стала на два якоря. Но природа иногда коварна. В полночь задул сильный порывистый ветер, в сторону берега двинулись массивные ледяные поля. Лед потащил шлюп вместе с якорями, приткнул к отмели и накренил.
— Худо дело, — хмурился Головнин, пробираясь по наклонной палубе. — Начнется отлив, нас совсем повалит на борт.
Вдоль бортов приготовился весь экипаж с баграми и канатами. Опять выручили опыт и смекалка командира.
У причала стоял порожний транспорт, осенью пришедший из Охотска. Головнин подозвал помощника.
— Бери скоро, Матвей Иванович, дюжины две матросов, айда на транспорт и перегоним его под борт. Мы его ошвартуем борт о борт с «Камчаткой», он нам заместо понтона послужит.
Так и сделали. Закрепили вплотную транспорт, борт с бортом, рея с реей, крепкими канатами, переждали непогоду, а потом стянули «Камчатку» на чистую воду, подвели к пристани.
Сразу начали выгружать привезенные припасы и снаряжение для Петропавловска, Нижнекамчатска, Охотска. Взамен, для поддержания устойчивости шлюпа, принимали каменный балласт. Экипаж работал с огоньком, споро. Тому благоприятствовали и близость берега, и добротная пища. Каждый день на шлюп присылали свежую рыбу, говядину, дичь, молоко. Рикорд начал прикупать в окрестностях для дальнейшего пути и рогатый скот…
По воскресным и праздничным дням «нижних чинов» командир отпускал прогуляться на берегу. Тянуло весной, вечерами у палисадников задорно голосили, кружили хороводами девки и незамужние бабы, призывно поглядывая на стоявшую у пристани «Камчатку»…
Офицеры и гардемарины, свободные от вахты и работ, вечерами съезжали на берег и каждый раз были желанными гостями в просторном доме начальника Камчатки. Делился своими впечатлениями о гостеприимстве хозяина командир «Камчатки». «Дом и стол его для всех нас были открыты; по праздникам он приглашал вместе с нами чиновников города и других почтенных людей, чтоб только доставить нам приятное занятие. Супруга и сестра его обходились с нами, как с родными». Особой похвалы удостоилась Людмила Ивановна. «Супруга господина Рикорда немало также приносит пользы здешнему краю, подавая всем пример трудолюбия. Будучи рождена и воспитана в одном из самых прекрасных климатов Российской империи, она с удовольствием предприняла многотрудный путь со своим супругом через всю Сибирь, а потом морем из Охотска в суровую Камчатку, где совсем не ропщет на ужасные, неприступные горы и дремучие леса, никакого сравнения не имеющие с родными ее украинскими долинами и садами, будучи довольна своим супругом и своими занятиями. Она соорудила первую еще оранжерею в Камчатке; о сем роде хозяйства здешним жителям и по слухам не было известно. Она научила их, что можно победить природу, не позволяющую рано сажать семена, деланием рассадником. Но важнее всего, что как она сама, так и супруг ее подают пример истинной супружеской любви и всех кротких христианских добродетелей. Я весьма счастливым себя почитаю, что сей почтенный даме мог принести удовольствие, доставив в Камчатку фортепьяно и парные дрожки со всей упряжью, первое удалось мне довезти в совершенной сохранности; это занятие в уединенном месте для того, кто любит и знает музыку, неоцененно!» Весьма миловидной и привлекательной «почтенной даме» всего двадцать два года. Ее появление в Петропавловске окрасило в романтические тона здешнюю жизнь. Приход «Камчатки» внес свежую струю в размеренное течение бытия Рикордов. Вечерами их обширный дом наполняли звонкие голоса молодых офицеров и гардемаринов. Все наперебой старались потрафить Людмиле Ивановне, за исключением, пожалуй, несколько чопорного Фердинанда Врангеля и холодно-рассудительного Федора Литке.
Больше всех хозяйка дома поразила с первой же встречи девятнадцатилетнего Матюшкина. И не просто ошеломила своим внешним видом и манерами, а потрясла душу, и, как оказалось потом, на всю жизнь…
Прежде, в лицейские годы, Федор в пятнадцать лет мимолетно увлекся своей сверстницей, фрейлиной Анной Дашковой, любимицей императрицы, племянницей адмирала Мордвинова. Лицей размещался во флигеле Царскосельского императорского дворца, небольшая галерея соединяла лицей с царскими покоями. Здесь частенько поневоле встречались с фрейлинами. Знакомства продолжались в тенистых парковых аллеях.