Головолапная
Шрифт:
Когда зазвонил местный, обе девушки переглянулись тоскливо. Никто не хотел брать трубку.
4
— Ладно, — Лида выдохнула сквозь сжатые зубы. — Я люблю свою работу. Она у меня есть. Скоро зарплата.
И смело взяла телефон:
— Абрамова.
Послушав голос в трубке, она прикрыла ладонью динамик и прошептала:
— Рекламщики. Просят зайти.
Гата развела руками, мол, кто попался, тому и идти. Но на всякий случай спросила:
— Чего
— Хорошо, сейчас приду… — Лида нажала на кнопку отключения и проворчала: — Да чего они могут от нас хотеть? Флэшку дадут в очередной раз, с набором старых роликов, только в другой последовательности, — она дернула каштановой гривой, указывая в сторону большого экрана, с которого улыбались дети, символизирующие покупательское счастье для посетителей этажа с игрушками.
— Может, новые дадут?
— Жди от их, лентяев. Хорошо еще, что рекламу лыж убрали из последней подборки… Попробую им сказать про этот баннер с телефоном, вдруг повезет, и перевесят над входом, а не над въездом.
Она взглянула на Гату в молчаливом призыве посочувствовать и поволноваться за нее. Потом вздохнула:
— Эх, мне бы твое спокойствие и невозмутимость.
5
Лида вскоре вернулась.
«Она гордая, как вершина горная», промелькнуло у Гаты очередное художественное описание.
— Ну, с чего бы начать! — выдохнула Лида, театрально падая в кресло. — Наверное, с того, что не зря я улыбнулась вчера мужику, ищущему выпить.
Гата не сразу вспомнила, о ком это она, а пока вспоминала, за стойкой уже развернулся спектакль одного актера, вошедшего в творческий раж.
— …а скулы-то, скулы-то какие! Вы же просто вся светитесь, говорит. Как солнце. Так что завтра! Завтра! Уже завтра!
— Я не поняла, — сказала Гата, — что завтра? Солнце?
— Я! Я завтра иду на фотосессию! Меня — слышишь! — меня пригласили на нашу обложку. Лицо июля!!!
Гата медленно моргнула.
Это заставило Лиду, подскочившую с кресла, сесть обратно и объяснить сдержанней:
— Мужик вчера искал выпить. Он оказался фотографом, который нам обложки для каталогов делает. Он меня вчера увидел, впечатлился, — Лида красивым томным жестом откинула за плечо волну каштановых волос, — а сегодня пришел к нашим рекламщикам сказать, что нашел модель на июль. И эта модель — я!
«Ее нос занял положение, соответствующее пику горной вершины», подумала Гата и немного огорчилась от того, что повторяется с описаниями, да и вообще все вышло как-то коряво.
Лида тем временем совсем разошлась. Она взяла стопку каталогов нынешнего месяца и принялась выкладывать их в ряд, каждый переворачивая передней обложкой вниз:
— Вот так тебя теперь увидят! Вот так увидят! — она потянулась в кресле так, словно бы валялась на пляже испанского курорта в купальнике, а не сидела за инфо-стойкой в дресс-коде «белый верх, черный низ». — Эх, заживем мы теперь с тобой, Татуся! Нас обеих признают! Нас обеих напечатают! Тебя внутри, меня снаружи. И будем мы с тобой отныне преданы бумаге.
— Хорошо хоть, не земле, — улыбнулась Гата на это ее странный оборот речи. — Я за тебя очень-очень рада. Ты столько этого ждала, столько говорила… А теперь.
Она придвинулась и по-дружески обняла Лиду, которая от чувств готова была заверещать.
Их смех и обмен восторженными репликами перебил звонок телефона со стола: Гату хотела слышать Алла Родионовна.
— Я вчера просила тебя позвонить Вите и поговорить с ним. Ты позвонила? Что он тебе сказал?
— Ни-ничего, — растерялась Гата. Ее хорошее настроение улетучилось, как дымок на сильному ветру.
— Как ничего? — воскликнула Алла Родионовна. — Он что, повесил трубку, даже с тобой не поговорив?!
Гата подумала, что если именно так сказать, то мама переменит свое отношение к Вите, оставит надежды на его счет, и можно будет вздохнуть с облегчением.
— Нет, мам, — честно и строго призналась Гата. — Он ничего мне не сказал, потому что я не звонила. И не буду.
Чтобы избежать новой волны возмущений, обвинений и угроз слезами, быстро добавила:
— Прости, мама, я на работе. Много дел. Пока.
Она отключила связь, когда первые слова Аллы Родионовны бросились из динамика, желая дотянуться к дочери и сломать своим гневом ее упрямство. Но Гата не хотела больше вспоминать — и она не собиралась никак способствовать иному.
Лида посмотрела сочувственно, но где-то по краям ее улыбки маячила снисходительность. Так всегда смотрят те, кто соотносит чужие проблемы со своими радостями. Гате в этом чувствовался невысказываемый упрек: ну что же ты сидишь среди неприятностей, когда у меня такое счастливое положение дел? неужели другого времени не нашлось? как же мне теперь ждать, что ты за меня порадуешься?
Захотелось сказать «Не переживай, Лида, я не омрачу твой восторг от себя самой какими-то собственными делами». Но Гата лишь улыбнулась, приобняла Лиду еще раз и отвернулась к своему монитору, чтобы не омрачать ситуацию своим погрустневшим лицом.
Предстояло полезное дело, оно требовало сосредоточенного подхода, помогло бы успокоить растрепавшиеся чувства, и Гата открыла страничку соцсети. Надо было найти Серого Кота Старка и послать ему рассказ.
Вопреки ожиданиям, Лида, которая обычно умела выдерживать паузы, принялась вещать что-то насчет своих родителей. Гата слушала вполуха, выставив фильтр поиска по городу, возрасту и школе, и пролистывая найденный список профилей.