Головоломка

Ларри Наивен

ГОЛОВОЛОМКА

В 1900 году Карл Ландштейнер выделил четыре группы крови у человека: А, В, АВ и О - в зависимости от их совместимости.

Впервые стало возможным переливать кровь пациентам с некоторой надеждой на то, что это их не убьет.

Борьба за отмену смертной казни, едва начавшись, потеряла все шансы на успех.

VP 12345 был его телефонным номером, номером водительских прав, страхового полиса и номером призывной и медицинской карточек. Звали его Варрен Льюис Наулс. Ему предстояло умереть.

До суда оставался один день, но решение присяжных не вызывало сомнений. Лью виновен. А если кто в этом и сомневался,

Его небольшая камера казалась удобной. Никто не сомневался в его вменяемости, хотя невменяемость больше не служила оправданием при нарушении закона. Три стены из четырех представляли собой просто решетки. Четвертая, наружная, была из бетона спокойного зеленого цвета. Прутья решеток, отделявших Лью от коридора, от угрюмого старика справа и слабоумного парня слева, имели четыре дюйма в толщину с восьмидюймовым промежугком между ними и были вложены в силиконовый пластик. В четвертый раз за этот день Лью ухватился за этот пластик, пытаясь его сорвать. Пластик походил на гибкую резиновую подушку с твердой, толщиной с карандаш, сердцевиной и не поддавался. А когда он его отпускал, то пластик моментально принимал цилиндрическую форму.

– Это нечестно, - пожаловался он неизвестно кому.

Парень не шевельнулся. Все десять часов, что Лью находился в камере, парень с прямыми черными волосами, спадающими на глаза, и постепенно темнеющей щетиной сидел неподвижно на краю койки. Двигались только его длинные волосатые руки и рот, когда ему приносили поесть, при полной неподвижности остальных частей тела.

Старик посмотрел на Лью, услышав его голос, и проговорил с заметной издевкой:

– Посадили невинного?

– Нет, я...

– Ну, по крайней мере честно. За что?

Лью рассказал. В голосе его все-таки звучала нота оскорбленной невинности. Старик ухмылялся, как-будто чего-то в этом роде и ожидал.

– Глупость. Глупость всегда была главным преступлением.

Если уж умирать, то за что-нибудь стоящее. Видишь того парня?

– Ну, - сказал Лью, даже не повернувшись.

– Из банды поставщиков органов.

Лью почувствовал, как у него застывает лицо. Он заставил себя посмотреть в соседнюю камеру и... Каждый нерв в нем напрягся. Парень уставился прямо на него. Своими тусклыми темными глазами, едва видимыми под копной волос, он смотрел на него, как мясник может глядеть на неприбранный кусок туши.

Лью придвинулся ближе к решетке, разделявшей его со стариком. Голос его перешел в хриплый шепот.
– И скольких же он убил?

– Ни одного.

– ?

– Он только находил жертву, одурманивал и отводил домой к доку, который вел все дело. Убивал всегда доктор.

Старик сидел с Лью практически рядом. Он устроился поудобней, чтобы поговорить с Лью, но сейчас, кажется, начал терять к нему интерес. Его руки, спрятанные от Лью за костистой спиной, были в постоянном нервном движении, - И скольких же он поставил?

– Четырех. Потом его поймали. Он не больно ловкий, этот Берни.

– А ты как сюда попал?

Старик не ответил. Он словно забыл о Лью, только плечи его дергались, когда он двигал руками. Лью пожал плечами и завалился на койку.

Был четьерг, семь часов вечера.

В банде помимо дока участвовали еще трое. Берни не прошел дознание. Другой был мертв: упал с движущейся дорожки, когда пуля попала ему в руку. Третьего поместили в юспигаль рядом со зданием суда.

Формально он еще был жив. Приговор вынесен, в пересмотре дела отказано, по он еще жил, когда его везли, накачанного наркотиками, в операционную.

Хирурги подняли его со стола и вставили в рот мундштук, чтобы он мог дышать, когда его опустят в охлаждающую жидкость. Они опустили его без всплеска, и пока температура тела снижалась, что-то закачивали ему в вену. Не меньше полупинты. Температура его тела опустилась к точке замерзания, сердцебиение замедлилось и наконец прекратилось. Но его можно еще было запустить снова Формально поставщик органов все еще жил. Но тут в дело вступал "доктор".

Доктор представлял из себя линию машин, объединенных лентой конвейера. Когда температура тела поставщика достигла определенной отметки, конвейер включился Первая машина сделала серию надрезов на грудной клетке. С механической отточенностью движений доктор выполнял вскрытие Теперь уже поставщик органов официально становился мертвым. Прежде всего в хранилище отравилось сердце. За ним последовала кожа, большая ее часть одним куском и в жизнеспособном состоянии. Доктор расчленял eго с предельным тщанием, словно разбирая гибкую, хрупкую и крайне сложную составную головоломку. Мозг был сожжен, и пепел сохранен для похоронной урны; но все остальное тело - кусками, каплями, тончайшими срезами и трубочками жил отправлялось на хранение в банк органов госпиталя. Каждый из этих обьектов в любую секунду мог быть упакован и доставлен в любую точку планеты менее чем за час. Если все будет идти своим чередом, если опросы будут поступать от больных вовремя и безошибочно, то один такой поставщик органов может спасти множество людей - больше, чем убил сам.

В этом было все дело.

Лежа на спине и глядя на экран телевизора, вмонтированный в потолок, Лью внезапно почувствовал озноб. У него не было сил вставить в ухо микрофон, и беззвучное изображение вдруг стало страшным. Он выключил телевизор, но лучше от этого ему не стало.

Кусочек за кусочком его разделят на части и заложат на хранение. Он никогда не видел банк органов, но его отец владел мясным магазином.

– Эй!
– закричал он.

Парень поднял голову - казалось, единственное, что было в нем живого. Старик посмотрел через плечо. В дальнем конце холла охранник встрепенулся и снова уткнулся в газету.

Страх охватил Лью, подступил к самому горлу.
– Как вы можете так спокойно к этому относиться?

Глаза парня снова уставились в пол. Старик спросил:

– К чему?

– Разве ты не знаешь, что они собираются с нами сделать?

– Только не со мной. Они не разберут меня на части Мгновенно Лью оказался у решетки.
– Почему?

Старик понизил голос.
– Из-за бомбы в том месте, где раньше находилась бедренная кость. Я собираюсь себя взорвать. То, что они найдут, использовать уже не удастся.
– Надежда, которую пробудил старик, исчезла, оставив после себя лишь горечь.
– Вздор. Как ты мог поместить бомбу в ногу?

– Вынул кость, просверлил в ней отверстие, встроил в нее бомбу, удалил всю органику, чтобы она не гнила, и вернул кость на место. Конечно, кровяных телец стало после этого поменьше. Ты не хочешь составить мне компанию?

– Компанию?

– Ну да. Садись к решетке. Эта штука позаботится о нас обоих.

Лью отступил в противоположную сторону.

– Как хочешь.
– сказал старик.
– Кстати, я тебе еще не сказал, за что меня посадили? Так вот. Доктором был я. Берни работал на меня.