Головорез
Шрифт:
– Комната кого-нибудь из Кванов выходит к пожарной лестнице?
– Нет, обе они выходят окнами на улицу.
– А как насчёт других окон вблизи пожарной лестницы?
– Смоленски был единственным жильцом-канадцем.
Принесли похлёбку, поэтому они освободили стол. Чандлер засунул показания обратно в папку.
– Всё это – если исходить из предположения, что мотив канадский.
– Что, – сказала Тэйт, – является делом долгим. Говорим, что мотив находится на севере и «Зодиак» ни при чём. «Происшествие» в Ванкувере замаскировало бы убийцу и стало бы гораздо проще. Зачем идти на весь этот риск и всё равно
– Странные произошли преступления.
– Когда я слышу цоканье копыт, то думаю о лошади, а не о зебре. Мне кажется, что убийца – местный псих. Мэрдок просто оказался один на сцене.
– Сколько теперь должно быть Зодиаку? Сорок или пятьдесят? Кроме того, обстоятельства были другими. Не было полнолуния и убийство было вдали от воды.
– Все мы меняемся, становясь старше, – сказала Кэрол.
После обеда они вернулись в его комнату в "Гайд-парк Свитс". Перед тем Цинк засунул бутылку «Шардоне» в ведёрко со льдом, чтобы охладить, поэтому они захватили вино, штопор и бокалы на крышу.
Здесь, над пересечением Нос-Ройнт и Гайд, Золотые Ворота были слева, Алькатрас прямо, Телеграф-Хилл справа. Внизу троллейбусная линия убегала на Ноб-Хилл, ведя к Китайскому кварталу, Юнион-сквер и расположенной по соседству Маркет-стрит.
Ночь была ясной, небо усыпано звёздами.
– Я расскажу тебе одну историю, – сказала Кэрол, когда Цинк откупорил вино. – Время действия 1851 год. Место действия – Сан-Франциско. Пожарные спасают маленькую девочку из бушующего пламени в отеле. С тех пор Лили Хичкок Коит, восьми лет, бегает за пожарными машинами на все вызовы. Когда престарелые родители отсылают её в школу, отрыв от мест пожаров делает её психически больной. В конце концов ей позволяют выполнять свой долг – быть талисманом на пожарах, с течением времени становясь легендой Сан-Франциско. Взрослая Лил становится сорвиголовой, курящей сигары и носящей робу пожарного. Она устраивает матчи по боксу в номерах отелей. Когда в двадцатых годах она умирает в возрасте восьмидесяти шести лет, пожарные Сан-Франциско устраивают ей пышные похороны.
Сегодня, – сказала Кэрол, указывая на Телеграф-Хилл, – Коит-Тауэр служит ей памятником. Башня олицетворяет наконечник брандспойта.
– Ты прямо ходячая энциклопедия, – сказал Цинк, протягивая ей бокал "Шардоне".
– У меня был здесь медовый месяц, – сказала Кэрол. – Влюблённые любят такие истории.
– Ты была замужем? Впервые слышу.
– Ты многого обо мне не знаешь, Цинк.
Она подняла свой бокал.
– Твоё здоровье.
"Гайд-парк Свитс" был уютным отелем. Большие пышные подушки в каждой комнате, газета на подносе за завтраком по утрам. С момента вселения сюда Цинком владела волнующая фантазия: возвратиться сюда сегодня вечером с Кэрол под руку, выпить вина и пофлиртовать до тех пор, пока не разгорится их взаимное влечение, а затем кататься по подушкам, до рассвета занимаясь безудержным сексом.
– Чимо, – сказал он, отгоняя от себя эти мысли. Подняв бокал, он другой рукой потёр свою грудь.
– Это что – канадский тост?
– Древнее эвенкийское приветствие.
– И что же оно означает?
– Обычно "Ты друг?" – А почему круговое движение?
– Ритуальное действие. Вроде пожатия рук у древних рыцарей.
– Чимо, – сказала Кэрол. – И что я должна делать?
– Я покажу тебе, –
– А что говоришь ты?
– Твои соски напряглись.
– Просто холодно, – сказала она, останавливая его.
Расправив крылья, фантазия Цинка улетела прочь.
– Мы с мужем расстались в 1984 году после того, как я поймала его на том, что он меня обманывает. Женщина, с которой я его застала, не волновала меня. Он связался с ней, чтобы возбудить ревность своего любовника. Он сказал мне, что я не была достаточно "нежной".
Кэрол отстранилась от Цинка.
– После развода я решила всё изменить. Уехала из Техаса на Род-Айленд и начала всё сначала. Когда появился ты, я подумала: "Вот мужчина, который мне нужен.
Который уважает меня такой, какая я есть". Но я полностью заблуждалась потому, что у нас было так мало времени. Его хватило только на то, чтобы узнать, что ты трахаешь Дебору у меня за спиной. Что она давала тебе такого, дорогой, чего я не могла дать?
– Шанс быть спасителем, мне кажется.
– Сэр Галахад, да?
– Я сожалею, Кэрол. Я был глупцом. Я всегда питал слабость к девицам, которые находятся в отчаянии. В окружении беспомощных, мы, рыцари в запятнанных доспехах, чувствуем себя такими сильными.
– Недостаточно «нежная» для тебя, да?
Цинк протянул руку и дотронулся до её щеки.
– Проблема во мне, а не в тебе, – сказал он. – Я слишком долго жил, не обращая внимания на то, как песок высыпается из песочных часов. Время бежало для других людей, но не для меня. Год за годом я оправдывал себя, словно был своим собственным ребёнком, с удивительным искусством избегая каких-либо обязательств.
Внезапно я обнаружил, что обманываю сам себя, потому что моё прошлое поведение не давало мне возможности держаться на плаву. Я жил сегодняшним днём, не задумываясь о том, что «завтра» неминуемо превратится в "сегодня". Моя слепота по отношению к тебе была симптомом той же болезни.
– Не проскочи поворот, – сказала Кэрол. – Не пожалей двух сотен долларов. Кости в твоих руках, милый. Начни с начала.
Они забрали бутылку «Шардоне» обратно в комнату. Сбросив туфли, Кэрол калачиком свернулась в кресле. Цинк включил радио и пробежался по шкале. Найдя "Маленький кусочек мыла" Жармелса, он остановился.
– Давай потанцуем.
– Здесь?
– Ты ведь умеешь танцевать? Не так ли?
– Конечно, я умею танцевать, – ответила Кэрол.
– Старина Цинк Чандлер всегда присматривается к тому, как танцует женщина, чтобы найти хорошую любовницу. Гибкость в танце означает гибкость в постели. Почему-то с тобой у меня всё становится на свои места.
Тело Кэрол, прижатое к его телу, вызвало такую же эмоциональную бурю, какую он ощутил в аэропорту. Его разум говорил ему: "Держи её нежно", но его пальцы одеревенели, в горле пересохло, сердце стучало, как молот. Цинк чувствовал такое же головокружение, как и на своём первом свидании в восьмом классе, танцуя в амбаре с Линн Миллер. Тело Кэрол было твёрдым, словно камень, за исключением грудей и плавного изгиба её бёдер возле его паха. Её подбородок покоился у него на плече; они танцевали щека к щеке, снова напоминая ему о том, каким невероятным глупцом он был. Интуиция и рационализм Цинка вели войну.