Шрифт:
Глава 1
Лекции кандидата медицинских наук Овсянникова в институте были для меня самыми сложными. Я сидела на предпоследнем ряду лекционного зала не потому, что мне нравилось сидеть поодаль от преподавателя, а потому, как наш курсовой офицер рассаживал курсантов в алфавитном порядке по первой букве фамилии, начиная заполнять зал с последних рядов. Деревянные скамейки, каждая рассчитанная на три человека, были без спинок и такими неудобными, что через час занятий пятая точка становилась квадратной, все тело затекало и искало способ сменить позу.
Доцент вывел на экран изображение трупов, на телах которых были признаки насильственной смерти.
– Посмотрите внимательно! Чем отличаются два этих изображения? – произнес преподаватель в маленький микрофон расположенный
– Ну на том изображении, что справа на шее синий след от удушья вокруг всей шеи, а на том что слева, – полоски, между которыми просвет и там синяка нет, – раздался голос Лёши сидевшего в первом ряду.
– На представленных фотографиях демонстрируется явление, называемое странгуляционная борозда. Это след веревки, в виде гематомы. Различаются они тем, что на первом снимке след повешенья, то есть суицида, а на втором след от удушья, где человека вероятнее всего задушили. При повешении остается просвет за шеей, где веревка уходит вверх и не опоясывает шею целиком, в результате чего веревка на задней части шеи не отпечатывается. На втором изображении мы видим след удушья, здесь жертву задушили, так как гематома оставшаяся от веревки опоясывает шею целиком. При обнаружении подобной картины у трупа, висящего в петле, можно смело выдвигать версию об инсценировке самоубийства.
Профессор вывел на экран следующее изображение. Я невольно поморщилась и отвела взгляд в сторону. Галстук снова начал сдавливать шею и я оттянула его от себя в попытке расслабить, после чего взглянула на лица Даши и Аделины, которые сидели в середине зала по диагонали от меня. На их лицах не было отвращения. Они не слушали профессора, обсуждая между собой шепотом какую-то постороннюю тему. Мне было досадно, от того, что подруг посадили рядом, так как фамилии у них начинались на одну и ту же букву, а я сидела далеко от них.
На следующей выведенной на экран фотографии справа был изображен мужчина, на лбу которого имелся круглый ожог и отверстие с четкими обожженными краями правильной округлой формы. На фото, расположенном слева, было лицо превращенное в кровавое месиво со множеством мелких отверстий.
– На снимке справа Вы видите пулевое ранение, которое произошло в результате выстрела в упор. Ожог в виде кольца вокруг остается от прикосновения ствола оружия и отдачи, так как ствол во время выстрела сильно нагревается. Это явление называется штанцмарка. По этой штанцмарке можно судить о виде и калибре примененного оружия. На изображении слева вы видите так же следы выстрела, но на расстоянии. Мелкие отверстия на кожных покровах лица – это дробь, – голос профессора звучал спокойно и буднично, без энтузиазма, а в глазах порой даже мелькала скука или усталость. Проработав судмедэкспертом более двадцати лет, он не раз своими глазами видел трупы с признаками насильственной смерти. Я же боялась представить, что когда-нибудь, даже единожды, мне придется столкнуться с подобными «фотоснимками»…
На улице уже зажигались фонари, когда служебная газель остановилась у нужного здания. Дом был четырехэтажный, располагался в отдаленной части города. Здесь строился новый квартал и все строения выглядели современными, новенькими, с облагороженной территорией и ровными зелеными газонами.
Нас встретила небольшая компания людей. Женщина, судя по всему позвонившая в полицию, подошла первой.
– Здравствуйте, вон та квартира! – указала она рукой в сторону третьего этажа дома. Я подняла голову и посмотрела вверх. В окне на балконе, словно парило в воздухе очертание человеческого тела. Зрелище выглядело жутким, по форме распущенных длинных волос я поняла, что это женщина. Ее силуэт висел неподвижно и сразу даже не бросался в глаза. Жительница дома любезно открыла нам дверь в подъезд своим домофонным ключом.
Когда мы поднялись на этаж, дверь была заперта. После нескольких нажатий в дверной звонок, сопровождаемых фразой «Откройте! полиция!», в присутствии двух соседей по лестничной площадке, мы приняли решение вскрывать замок. Эксперт-криминалист Гареев Артур раскрыл свой чемоданчик достал связку ключей и металлические инструменты. На вскрытие запирающего устройства эксперт-криминалист потратил не больше пяти минут, вызвав явный интерес у двух женщин, исполнявших роль понятых. Войдя
Открыв им дверь, я увидела у порога рядом с взрослой обувью детские сандалии. Только после этого заметила в бардаке детскую одежду и несколько игрушек. «Она была мамой», – пронеслось у меня в голове. А глаза стали щипать и наполняться влагой.
Сотрудники бригады скорой помощи сняли тело женщины и положили его в комнате на пол. Эксперт начал осматривать труп, а я наблюдала за его работой. Мужчина приподнял волосы девушки осматривая странгуляционную борозду.
– Почти сутки уже висит. Странно, – произнес он задумчиво, осматривая трупные пятна на ее теле.
– Что странно?
Эксперт отодвинул волосы с затылка женщины вверх, где должен был быть просвет в отпечатанном на шее следе от виселицы, но просвета там не было. След был четким и охватывал шею по кругу.
***
Все в сегодняшнем мире создано для того, чтобы человек мог сохранить крупицу времени, а позже потратить ее с пользой: электрические зубные щетки, аудиокниги, скоростные лифты, метро… Но как же так получается, что в погоне за временем мы гоняемся за собственным хвостом?
Мы пытаемся экономить время, но тут же появляются процессы, которые его съедают. Времени нет. В моем мире, во всяком случае, точно. Нет времени на длинные сообщения и личную жизнь, нет времени оглядываться по сторонам, нет времени забивать голову глупостями: будь то болтовня с подругами в кафе, либо просмотр долгих и затянутых телесериалов. Весь мой мир поглотила она – работа.
Вот уже не первый год мой день на работе сменяет беспокойная ночь, а ночь сменяет день, и кроме того, что происходит в стенах отдела полиции, который давно уже стал вторым домом, я ничего не вижу. Работа у меня не самая простая и совсем не женская, хотя на удивление пятьдесят процентов коллектива отдела, в котором я работаю вот уже второй год, девушки.
О работе следователем я мечтала с детства. Мечтала стать героем для людей, спасать мир от преступников и восстанавливать справедливость, как бы громко это ни звучало. А еще мне казалось, что девушка в форме выглядит очень статно и красиво.
Но детство закончилось, а я сижу в прокуренном насквозь кабинете, рядом сидит плохо пахнущий мужчина, который украл бутылку «хенеси» в магазине, «но не смог завершить свой преступный умысел до конца, так как был задержан сотрудниками службы охраны магазина», как указано в постановлении о возбуждении уголовного дела. Чувствую ли я себя героем допрашивая этого «злостного преступника»? – Нет. Чувствую ли я, что делаю этот мир лучше? – Нет. Форму, к слову, я надеваю, только заступая на дежурные сутки, и приходя на утренние оперативки, и далеко без бушующего энтузиазма. Она до сих пор кажется мне красивой, и мне нравится, как я в ней выгляжу, но пистолет Макарова в кобуре со снаряженным магазином весящий около килограмма, скоро доведет спину до сколиоза. Пятьдесят оттенков серого под глазами от постоянного недосыпа, многозначительно свидетельствуют о том, что нервных клеток в моем организме с каждым уголовным делом становится все меньше. А ведь переживания связаны не с поимкой опасного преступника или чем-то подобным, а с тем, что я могу не успеть вовремя направить дело о похищенном «хенеси» в суд, и из-за полного сейфа уголовных дел, в отношении таких же отъявленных злодеев по которым заканчивается допустимый срок расследования.