Голубая кровь
Шрифт:
— Нейман! Что происходит? — в ужасе воскликнула графиня Ронда. — Что такого могла знать Ноэми, что её убили? Кому она помешала? А если это и так, то теперь опасность угрожает тебе, и я не выпущу тебя из дома, пока полиция не поймает убийцу!
— Стражи порядка Аулента не станут проявлять особое рвение в поимке убийцы, который убил терианку, — в голосе Нейман вновь послышалась почти ненависть ко всему человечеству, так непонятная графине Ронде. — Хоть прошло больше десяти лет, но люди с красной кровью до сих пор ненавидят людей с голубой кровью, хотя последних осталось так мало, что их можно по пальцам перечесть.
Графиня Ронда понимала, что сквозь эту ненависть и бессильную ярость, в глубине
— Мама, скажи, почему у Ноэми была голубая кровь? — тихо спросила Нейман, нарушив тягостное молчание. — Каким цветом моя кровь, Изабеллы и Марии? Как ни странно, но я никогда не была больна или по-настоящему сильно ранена, как, впрочем, и мои сёстры, а потому не видела ни их, ни своей крови. Меня почему-то никогда это не интересовало. Если я и была когда-то в крови, то, скорее всего, в чужой, а свою я вижу не так уж часто, да и то в виде запёкшейся чёрной массы. У Леонарда кровь красная, это я знаю точно, так как он в детстве часто падал, и я не раз лечила его ранки.
— Нейман, не думай об этом, — попросила графиня Ронда.
— А я не могу не думать, — сказала Нейман и, вынув из ножен маленький кинжал, полоснула себя по руке.
— Нейман, что ты делаешь! — в ужасе воскликнула графиня Ронда.
— Пытаюсь установить истину.
Запястье девушки между двумя браслетами украсилось длинным порезом. В тот же миг их раны медленно потекла густая вязкая жидкость тёмного неопределенного цвета. Лицо Нейман ничем не выдало боли, а глаза под слегка нахмуренными бровями вопрошающе взирали на мать, умоляя сказать истину. И графиня видела, что дочь готова нанести себе и более серьёзные раны, лишь бы раз и навсегда покончить с этими тайнами.
— Посмотри, мама, — Нейман показала свою руку, — я видела свою кровь только такой. А какая она на самом деле?
— Нейман, умоляю тебя…
— Почему ты не хочешь сказать правду? Мама, почему?
— Твоя кровь такая потому, что я всегда оберегала вас, особенно тебя. Нейман, ведь ты порой так безрассудна и часто не думаешь о своей безопасности, поэтому-то я и прибегла к знаниям своего народа…
— Мама, я знаю о воинских обрядах и обычаях Альдеруса, — немного резковато оборвала её Нейман. — Но при чём тут я и мои сёстры? Что ты скрываешь? Почему ты так сильно печёшься именно обо мне? Какая кровь у меня и моих сестёр? Почему ты молчишь, мама?
— Сейчас не время говорить об этом, Нейман, — ушла от ответа графиня Ронда, печально глядя на дочь и ласково погладив её по голове, — давай вернёмся во дворец.
— Хорошо, — согласилась Нейман, не желая ещё больше расстраивать мать. — У нас был тяжёлый день, и ты должна отдохнуть. Я ни о чём не буду спрашивать тебя сегодня. Обещаю.
Графиня Ронда и Нейман направились в сторону дворца. Обе молчали и шли медленно, подсознательно стараясь оттянуть своё возвращение к реальности, а она была такова, что сегодня они потеряли дочь и сестру. Поверить в то, что они уже никогда не увидят Ноэми живой, было невозможно. Нейман пришлось тяжелее всех, так как она не плакала. Её всегда считали самой сильной в семье Эриндо и сейчас, если бы она позволила себе утонуть в своём отчаянии и слезах, это было бы равносильно поражению. Рабы смотрели на Нейман как на опору семьи, и упади она духом, то среди них поднялась бы настоящая паника. Она обязана была быть сильной. Дать выход своему горю она сможет потом, когда останется одна.
Дойдя до дворца, Нейман сказала матери:
— Я схожу к Измаилу. У него ещё не зажила одна рана, а я его сегодня совсем забросила.
— Иди, Нейман, но не задерживайся долго, а то уже темнеет, — ответила графиня Ронда и устало пошла во дворец, но какое-то предчувствие заставило её остановиться и посмотреть назад, едва она сделала три-четыре шага.
Солнце уже почти скрылось, сумерки быстро сгущались, а тени становились длиннее, но видно всё ещё было хорошо.
Нейман, опустив голову, брела в сторону конюшни. Кругом не было ни души, кроме одинокого всадника. Какой-то человек, верхом на коне, почти бесшумно скакал по траве к Нейман. В его руке был пистолет.
Нейман ничего этого не видела.
Графиня Ронда на миг оцепенела. Перед её взором вновь пронеслась картина того, как была убита Ноэми. А теперь человек, тоже в закрытым лицом и в тёмной одежде, неизвестно откуда взявшийся, несётся к другой её дочери. У Нейман всегда был отличный слух, но графиня Ронда поняла, что та сейчас ничего не слышит. Вероятно, она позволила себе немного расслабиться, и горе тут же захватило её, предательски усыпив бдительность. А всадник уже совсем близко.
— Нейман! — крикнула Графиня Ронда, быстро побежав к дочери.
Человек на коне, поняв, что его заметили, пришпорил лошадь и поднял руку с оружием, целясь в спину девушки.
Нейман, услышав крик, замерла и повернулась на голос матери и в тот же миг прозвучали три выстрела, нарушивших тишину вечера. И вновь все ужасы с новой силой свалились на неё — она не успела…
Выстрелив, всадник резко развернул коня и скрылся в сумерках, а графиня Ронда, успевшая заслонить дочь от выстрелов, упала на траву в трёх шагах от неё.
Всё произошло мгновенно, и ошарашенная Нейман бросилась к матери, не успев рассмотреть стрелявшего. Потрясённая, она уже не знала, происходит ли это на самом деле или ей это только кажется. Даже много времени спустя, Нейман так и не смогла понять, почему она не умерла тут же, как она смогла всё это вынести. Из-за неё погибает уже второй близкий ей человек, и что-то внутри, истекая кровью, надрывно кричит: «Ты не достойна жить!»
Со всех сторон уже бежали люди, услышавшие выстрелы. И, пожалуй, только их появление не позволило Нейман тут же покончить с собой.
Нейман слегка приподняла голову и плечи матери, которая истекала кровью ещё сильнее, чем Ноэми, после удара кинжалом. Она хотела что-то сказать графине Ронде, но голос ей не повиновался, и она заплакала так, как ещё ни разу в жизни не плакала. Руки и одежда Нейман второй раз за один день окрасились кровью, но на этот раз не голубой, а красной.
Часы пробили час ночи. Мария тихо отворила дверь и вошла в роскошную и большую спальню матери. Она ненадолго задержалась у порога, пока её глаза привыкали к темноте, так как в комнате горела одна единственная неяркая лампа.
Графиня Ронда лежала без сознания, а возле неё сидела бледная, с потухшими глазами и в перепачканной кровью одежде Нейман.
Мария тихо подошла к сестре и положила руку ей на плечо. Нейман медленно подняла голову и посмотрела на неё полными безнадёжного горя чёрными глазами.
— Изабелла уснула? — спросила Нейман.
— Да, — прошептала Мария. — Я оставила с ней служанок, но, думаю, она не проснётся до утра. Леонарда я тоже заставила лечь. Как мама?
— Я ничего не могу сказать, — упавшим голосом, еле слышно ответила Нейман. — В неё попали две пули из трёх. Одна рана вызвала варикозное кровотечение, а другая задела лёгкое. Я сделала всё, что смогла, применила и знания, полученные в университете, и секреты альдерусского врачевательства, и знахарские средства, которым меня учили рабы. Я испробовала всё, но мама потеряла много крови, у неё был сильный стресс и сердечный приступ после смерти Ноэми.