Голубая Луна - Возвращение
Шрифт:
Охранники повели бывших бандитов прочь. Один из студентов в толпе наблюдателей поднял руку, чтобы задать вопрос, как будто он всё ещё был на уроке.
– Простите, Сэр Хок, - неуверенно произнёс он, - но, согласно всем старым песням и историям, которые мы слышали в Лесном Королевстве, оригинальный топор Хока, сделанный специально для него - Верховным Магом, был утерян во время визита Хока и Фишер в потустороннее царство Ревери, обитель Голубой Луны, где они в конце концов столкнулись с Принцем Демонов и уничтожили его.
Хок подождал мгновение, чтобы убедиться, что ученик закончил, а затем бодро кивнул.
– Даже это не смогло разлучить топор и его законного владельца. Он сделал небольшую паузу, чтобы стереть кровь с топора куском ткани, затем заправил ткань обратно в рукав и пристроил топор обратно на бок.
Он понял, что ученик всё ещё смотрит на него.
– Топор появился снова, когда в нём возникла необходимость. Как это обычно бывает в таких случаях.
– Это просто доказывает, - весело сказала Фишер, отвернувшись от лежащего на полу трупа, - никогда не верьте всему, что читаете в сказках или слышите в песнях.
– И никогда не верь менестрелям, - сказал Хок.
*
Прослушивание началось в полдень, но задолго до этого огромный зал для прослушивания в сердце великого Тысячелетнего Дуба был заполнен от стены до стены желающими, ожидающими героями и отчаявшимися претендентами - последний шанс. Они прибыли издалека, из всех стран и слоев общества, а некоторые - из городов и культур, о которых никто даже не слышал. Вход был бесплатным и без каких-либо условий. По давней традиции, если вы могли найти путь в Академию Героев, вы получали шанс показать, на что способны, и доказать, что достойны быть принятыми. Не существовало даже ограничения на количество студентов, принимаемых в Академию каждый год; если вы могли доказать, что у вас есть всё необходимое, Академия освобождала для вас место. Конечно, каждый потенциальный студент должен был показать себя прямо на месте, когда его вызывали, перед всеми, и не повезло, если ты оцепенел. Процесс прослушивания был не для слабонервных, но в этом и заключался вызов. Если ты не можешь выступить перед аудиторией, что толку от тебя в бою?
Хок и Фишер пришли туда раньше всех. Им всегда нравилось занимать места на помосте в задней части зала для прослушивания, чтобы наблюдать, как он заполняется. Долгий опыт научил их, что в противном случае потенциальные студенты заглядывали внутрь, видели пустые стулья и снова уходили.
Потому что если Хока и Фишер там не было, значит, прослушивание и близко не начиналось, и не было смысла там появляться. Кроме того, Хоку и Фишер нравилось сидеть и наблюдать за собравшимися учениками, изучать их полные надежды лица и незаметно делать ставки на то, кто из них упадёт в обморок, или обмочится, или кто взмокнет как конь в тот момент, когда его вызовут выступать.
Некоторые преподаватели пришли посмотреть, а некоторые нет. Потому что некоторые из них были чужды людям, а некоторые определённо даже не были ими. Попасть в штат Мемориальной Академии Хока и Фишер можно было не за счёт приятных манер; вы получали своё место, демонстрируя экстраординарные навыки и силу воли.
Роланд Безголовый Топорщик являлся на каждое прослушивание и стоял рядом с Хоком, игнорируя всё мягкое и удобное, например, стул. Он стоял неестественно неподвижно, спина его была совершенно прямой, казалось, что он наблюдает абсолютно за всем. Даже если у него не было глаз. Или ушей.
– Он ничего не пропускает, - сказал однажды Хок.
– О, должно быть, да, - сказала Фишер. Это была очень старая шутка, даже тогда.
– Я слышал это, - сказал Роланд. Я не глухой.
– Тогда кто же ты такой?
– спросил Хок.
– Complicated, - сказал Роланд.
Затем Фишер сказала что-то чрезвычайно грубое, и все присутствующие сделали вид, что не слышали.
Алхимик то и дело сутулился, и оглядывал всех присутствующих, словно они тратили его время. На нём был засаленный белый лабораторный халат со множеством разноцветных пятен и подпалин. Он носил его годами, и в плохие дни вы могли почувствовать его запах задолго до того, как увидели алхимика.
Он мог бы почистить его или даже купить новый, но, видимо, он считал различные следы упорного использования боевыми шрамами или знаками отличия. Он любил говорить, что это заявление, хотя какого рода, никто не был уверен. Вероятно, выживание вопреки обстоятельствам. И это помогло привести его учеников в нужное состояние осторожности. Сам алхимик был болезненно худым, нервным и явно раздражительным, дёрганным, с затравленным, озабоченным взглядом. Среди его студентов всегда было много споров о том, доживёт ли он до конца семестра. Но каким-то образом он всегда доживал. Даже если его лаборатория порой не… Несомненно, он знал своё дело, и ещё кучу всего, чего не знал никто другой; и он был отличным преподавателем, если только вы были внимательны и падали на пол, когда он велел.
Может быть, он ещё не умел превращать свинец в золото, но он мог взрывать всякую дрянь с большим мастерством и бесконечным энтузиазмом. Множество битв было выиграно с помощью одного из маленьких помощников алхимика. Просто его обширные знания сопровождались бесконечным любопытством и полным отсутствием инстинкта самосохранения. На всех его лекциях всегда возникала потасовка между теми, кто хотел сесть поближе, чтобы всё видеть, и теми, кто просто хотел остаться в безопасности сзади, поближе к двери. И это была стандартная практика: если Алхимик говорил - Упс, то каждый студент был сам за себя…
Джонас Крейн, мастер клинка, главный преподаватель всех воинских навыков, ворвался в зал в самый последний момент и встал в парадную стойку рядом с Фишер. Он был единственным мастером клинка в Академии после ухода Антона ла Верна. Он ничего не сказал, оглядывая претендентов на участие в прослушивании, да это и не требовалось. Вся его поза, его фигура, облачённая в сверкающий доспех, говорила о многом.
Фишер тяжело вздохнула.
– Ты недоволен, не так ли, Джонас? Я говорю это на том основании, что твоя поза выражает неодобрение так громко, что у меня начинается мигрень.
– Ла Верн был мастером клинка, - произнёс Крейн своим суровым солдатским голосом.
– Мы не растём на деревьях. Даже если некоторые из нас преподают в них. Это могло быть шуткой, а могло и не быть. Крейн не отличался чувством юмора. Некоторые говорили, что если он улыбается, то это означает, что дождь будет лить сорок дней.
– Мы найдём вам другого помощника мастера клинка, как только сможем, - сказал Хок.
– Я хочу повышения, - сказал Джонас Крейн.
– Приятно хотеть чего-то, - сказала Фишер. А теперь прекрати стенать, или я дам тебе в ухо, и это будет больно.