Голубая Саламандра
Шрифт:
– Вернется… Он все-таки достиг Земли Облаков?
– Этого боги мне не открыли. Ответь, если это не будет для меня тайной: ждешь ли ты его, как пропавшего сына или как того, что было дитя, но стало "Соадамом"?
– Он - мой противник, Тарг. И ты знаешь: либо он приклонит колени и обретет отца, либо двери всех домов перед ним останутся закрыты.
– Кроме ворот Асты. Справедливо ли? Норн будет рад ему с опасными тайнами аоттов и без них.
Верховный жрец помнил тот день, когда сын Тимора прилюдно усомнился в могуществе древних аттлийских богов. Он пытался оспорить вечную мудрость, само начало их земли и народа, указывая на святилище Асты, хранящее чуждый Звездный
осколки их якобы пылились в храме Асты. Много отпрысков знатных семей последовало за ним, и многое переменилось в самой Аттле, будто в сад, где правили чистота и порядок, ветер занес семена неистребимого сорняка. Реже упоминалось имя прародителя; Дом Чисел в Тарах потерял почет… Или то началось раньше? Прежде, чем Криди, исповедуя вздорные измышления Норна, отплыл на поиски городов черных людей, история которых якобы древнее первых аттлийских святынь?! Нет, высокий посвященный понимал: тот ветер дул с неба, из глубины веков, и бездумные дети - уже плоды некогда брошенных зерен. Адепт верхнего храма знал многие непроизносимые тайны ушедших эпох, силу сфер аоттов и свидетельства о ходящих по небу - он был достаточно опытен в знании, чтобы не возлагать вину на Арума, Норна или сотен подобных им. Новые, замешанные на людских пороках нравы, угождение чуждым богам, полчища диких наунийцев на юго-западных границах - все это было легкой зыбью перед настоящей бурей. И, чтобы выстоять в ней, Аттла должна была держаться корней, глубже пустить их в землю освященную Прародителем.
– Сейчас преждевременно и опасно закрывать ворота Асты. Норн - влиятельный жрец, - прервал его мысли Тимор.
– Ветер не всегда умеет потушить огонь. А огонь не всегда во вред. Прародитель когда-то постиг, как любую вещь мира сделать неопасной или заставить служить. Ему было известно шаткое равновесие законов, череда причин и следствий. Он отдал нам в наследство свое сознание и силу числа, но многое позабыли. Даже что имеем - редко усердствуем приложить. Огонь не всегда во вред - повторил Тарг.
– Не думай: это не проповедь, попросту я говорю, что нельзя бросать в него то, что должно украсить наши храмы. Недопустимо отдавать наши души и кровь, суть - надежду.
– Понимаю, ты говоришь об Ардее.
– После того, как ты лишился Арума…
– Сейчас о ней!
– нетерпеливо прервал Тимор.
– С началом одиннадцатого дня она войдет в Верхний храм. Перед всеми душа ее станет принадлежать Атту. Мне тяжело было решиться, Тарг… Сделай, чтобы она приняла посвящение скорее.
– Насколько это возможно. Она твоя дочь, - хмуро заметил жрец.
– Выбор через сознание это всегда угодная жертва и всегда боль.
– Пусть сначала будет боль. Мне многое придется начинать с нее. И когда моя дочь станет у камня прародителя, никто не посмеет упрекнуть меня словами Темра. Аргуры и совет перестанут даже шептаться. Я призову легионы и начну снаряжать корабли.
– Правитель вновь обратил взгляд к Соадаму, глаза его заблестели".
– Потребую гарантий от Сиахии и вольнодумных наонцев, возьму с них золотом, воинами, лошадьми. Иора и Пале уплатят нам галерами. Я многое начну сегодня - к следующей Луне, никто не усомнится в могущество великого города и хранящих его богов.
Жрец Атта, сжимая серебряный жезл, слушая правителя. Сердцу
те речи были близки, ибо и он знал прежнюю славу Аттлы. И в то же время он был удивлен, что этот человек, от которого зависит уже не много, решился на войну, по
– Я не все успел рассказать об Аруме, - напомнил он, когда Тимор замолчал, и они уже собирались покинуть башню.
– В том, что он вернется у меня мало сомнений: в доме Атта реальны даже сны, хотя мы умеем им противиться.
– Продолжай.
– Я видел его в облике льва, сидящего во дворце, с черной косматой гривой и неутолимой печалью в глазах. Означает это: он будет править в Аттле, с твоей помощью или против твоей воли. Над этим стоит подумать.
– Вздор! Он всегда был скитальцем. Он слышать не хотел, что когда-нибудь ему придется сесть рядом со мной и решать нечто большее, чем собственная судьба. Арум подобен Криди, и моему безумному деду, а разум ему повредил Норн!
– Все может перемениться. Я говорю к тому, чтобы ты был готов: лев - Арум во дворце, на стенах трещины, вино или кровь текут по ступеням… Еще запомнилась та, что возлежала возле него: гибкая пантера, с зелеными, как изумруды глазами. Ее имя нет среди известных, и это опасно вдвойне.
Гвардейцы, построенные у колоннады, в приветствии ударяли в щиты. Эги шел мимо. Белый султан шлема вздрагивал от быстрой нервной поступи. Было ясно, что вышел он от правителя с недоброй вестью. Сам день по знакам планет сулил потрясения: небесные токи рождали страсть и гибельное нетерпение. С утра дворец стал непривычно оживлен: гладкий мрамор отражал движение фигур, шорох одежд и обрывки фраз; от южных ступеней доносился топот коней, разносящих всадников в разных направлениях. Высокие аргуры, даже те из них, что в прошлом держали жезлы легионов или ныне заседали в совете, гадали над таинственными приготовлениями властного старика. В густой тени портиков и у мечущего струи фонтана было жарко от их слов.
Эги поспешно свернул с аллеи и пошел вдоль чащи огромных папоротников, замедляя шаг и вытирая плащом вспотевшее лицо. Здесь он мог не опасаться нежелательной встречи с кем-нибудь из людей Этархи или своих возмущенных легионеров и немного обдумать внезапные перемены во дворце. Однако он так и не успел собраться мыслями: за спиной послышались быстрые шаги. Начальник стражей повернулся навстречу бегущей к нему девушке. Темные волосы выбились из-под украшенной жемчугом сетки, а лицо ее пылало от волнения.
– Эги! Не молчи же! Говори всю правду!
– Твой отец пожелал этого. Жрецы ни при чем.
– Отец?!
– она отвернулась и заплакала тихими всхлипами.
Эги стоял потрясенный и подавленный. Еще вчера он не мог представить, что ее прелестное лицо зальют слезы! Но чем он, новоназначенный глава гарнизона гвардейцев мог помочь ей, если того пожелал сам Тимор. Он был только солдатом, безропотно исполнявшим свой долг, и всякий раз проклинал себя, когда приходилось влезать в интриги спесивых аргуров или хитрых жрецов. Конечно, в этот раз было все иначе: перед ним рыдала сама Ардея - слезы ее мучили сильнее, чем любая земная пытка.
– Уйдем отсюда, - спохватился он.
– Нас не должны видеть.
– Если бы был Арум! Если бы вернулся Криди!
– причитала она, вздрагивая при каждом шаге.
– Арум, Криди… Неизвестно, что было бы при них. Я никогда не видел правителя таким! Разгром у Керпа, ложь и предательство - все бурей в один день! Неизвестно почему он свой гнев излил на тебя. Только сейчас с ним говорить бесполезно: он неумолим, как Океан в Торжество Начала. Заклинаю, Ардея: не спорь с ним сейчас! Впереди еще семь дней, и мы сможем что-нибудь изменить.