Голуби Ада
Шрифт:
Однажды, было это весной тысяча восемьсот девяностого года, в городе появилась мисс Элизабет, самая младшая из сестер. Впервые в жизни, наверное, сама приехала за припасами. Она кое о чем рассказала, правда, сбивчиво и туманно. Все негры от Блассенвиллей куда-то ушли со своим скарбом. Мисс Сепия исчезла, ни с кем не попрощавшись. Сестры считали, сказала мисс Элизабет, что она вернулась на родину, но самой ей кажется, что тетка осталась в доме. Она возвратилась в усадьбу, так и не объяснив, что имеет в виду.
Месяцем позже в город пришел негр и сообщил, что мисс Элизабет живет в усадьбе одна. Три сестры исчезли неведомо куда, и сама она не хочет оставаться в доме, но больше
И вот в грозовую весеннюю ночь мисс Элизабет примчалась в город на своем единственном коне, еле живая от страха. На площади она упала с седла. Оправясь от потрясения, сообщила, что нашла в доме потайную комнату, о которой Блассенвилли забыли лет сто назад. В комнате она увидела трех мертвых сестер, подвешенных к потолку. Когда она бежала по двору, кто-то гнался за ней и едва не зарубил топором. Мисс Элизабет чуть с ума не сошла от страха и не могла объяснить, кто за ней гнался. Ей показалось - женщина с желтым лицом. Тотчас в усадьбу отправилось не меньше сотни добровольцев. Они перерыли весь дом, но ни потайной комнаты, ни останков сестер не обнаружили. Зато нашли топор, всаженный в дверной косяк, и срезанные этим топором волосы мисс Элизабет. Ей предложили вернуться в усадьбу и показать ту комнату, но она, услышав это, едва не померла от страха. Когда мисс Элизабет немного оправилась от пережитого, горожане собрали денег и уговорили ее взять их в долг, поскольку та милостыню брать не хотела, гордая была. Она уехала в Калифорнию.
В усадьбу она больше не вернулась, но вскоре после отъезда прислала почтой деньги, которыми ее снабдили в дорогу. В городе узнали, что в Калифорнии она вышла замуж. Никто с тех пор не покупал дом. Как она его оставила, так он и стоит по сей день. Правда, с годами белые бродяги растащили утварь. Ни один негр не решился бы приблизиться к поместью.
– А что обо всем этом думают люди?
– Большинство считает, что мисс Элизабет маленько тронулась умом, пока жила в одиночестве. Некоторые верят, что девушка-мулатка не сбежала, а спряталась в лесу и отплатила ненавистным Блассенвиллям, убив мисс Селию и трех сестер. Ее искали, прочесали весь лес с собаками, но так и не нашли. Если в доме есть потайная комната, она могла прятаться в ней... если она вообще имеет отношение к той истории.
– Не могла она там прятаться столько лет, - пробормотал Грисвел.
– И вообще, тот, кто скрывается в доме, - не человек.
Бакнер крутанул баранку, и машина свернула на едва приметную дорогу, петлявшую среди сосен.
– Куда вы меня везете?
– В нескольких милях отсюда живет старый негр. Хочу с ним потолковать. То, с чем мы столкнулись, выходит за пределы понимания белого человека. Черные в таких делах разбираются лучше. Этому старику лет сто. Когда он был мальчишкой, хозяин обучил его грамоте, а после, получив свободу, он попутешествовал больше, чем иной белый. Говорят, он знает тайны вуду.
Услышав это слово, Грисвел вздрогнул и обвел тревожным взглядом зеленые стены леса. Запах хвои смешивался с ароматами незнакомых трав и цветов, но все перебивал запах гнили и плесени. Вновь Грисвела захлестнула ненависть к этим темным, таинственным лесам.
– Буду, - пробормотал он.
– Совсем забыл об этом. Никак не связывал черную магию с Югом. Мне всегда казалось, что колдовство присуще только старым улочкам приморских городов, остроконечным крышам, состарившимся еще в ту пору, когда в Сейлеме вешали ведьм; туманным сумрачным аллеям и паркам Новой Англии. Но то, с чем я встретился здесь, - эти угрюмые сосны, заброшенные плантации, загадочный черный народ, старые легенды о безумии и ужасе - все это гораздо страшнее, чем легенды Нового Света. Боже, какие неведомые опасности таит этот континент, который глупцы называют юным.
– Лачуга старика Джекоба, - объявил Бакнер, притормаживая.
Грисвел увидел поляну и маленькую хижину, притаившуюся в тени огромных деревьев. Здесь росли не только сосны, но и стройные кипарисы и кряжистые дубы с замшелыми стволами. За хижиной начиналось болото, покрытое обильной растительностью; оно терялось вдали, в сумраке деревьев. Над глиняной печной трубой курился синеватый дымок.
Следуя за шерифом, Грисвел поднялся на крошечное крыльцо и вошел в распахнутую дверь, висевшую на кожаных петлях. В лачуге царил полумрак, немного света проникало в единственное окошко. У очага сидел сутулый негр и смотрел на котелок с закипающей похлебкой. Когда белые вошли, негр покосился на них, но не встал. Он выглядел невероятно старым - лицо сплошь изборождено морщинами, а глаза, темные и живые, затянуты мутноватой пеленой. Мысли старика, похоже, витали где-то вдали.
Бакнер указал Грисвелу на плетеное кресло, а сам уселся на грубую скамью.
– Джекоб, - сказал он напрямик, - пора мне тебя кое о чем расспросить. Я знаю, тебе известна тайна поместья Блассенвиллей. Прежде это меня не касалось, но нынче ночью в доме убили человека. Если ты не скажешь, кто там прячется, вот этого парня могут повесить.
Старик взглянул на Бакнера, и туман в его глазах сгустился, словно у него в памяти поплыли облака давно минувших лет.
– Блассенвилли...
– произнес он звучным, богатым интонациями голосом, непохожим на говор местных жителей.
– Гордые они были, сэр. Гордые и жестокие. Нынче никого не осталось. Кто на войне погиб, кого на дуэли прикончили. Некоторые умерли здесь, в поместье... В старом поместье... Речь негра перешла в невнятное бормотание.
– Так как насчет поместья?
– нетерпеливо спросил Бакнер.
– Мисс Селия была самая гордая из них, - пробормотал старик.
– Самая гордая и жестокая. Черные ее ненавидели, а Джоан - пуще всех. В жилах Джоан текла кровь белых людей. Джоан тоже была гордая. Мисс Селия била ее кнутом, как рабыню.
– В чем тайна поместья Блассенвиллей?
– настойчиво повторил Бакнер.
Пелена исчезла. Глаза старика чернели, как колодцы в лунную ночь.
– Какая тайна, сэр? Не понимаю.
– Понимаешь. Все ты понимаешь, Джекоб. Я хочу знать, почему негры сторонятся этого дома.
Старик помешал в котелке.
Жизнь всем дорога, сэр, даже старому негру.
– Кто-то грозился тебя убить, если проговоришься? Я правильно понял?
– Не "кто-то". Не человек. Черные боги болот. Мою священную тайну охраняет Большой Змей - бог над всеми богами. Он пошлет младшего брата, и тот поцелует меня холодными губами. Маленький брат с полумесяцем на голове. Я отдал душу Большому Змею, чтобы тот научил меня делать зувемби...
Бакнер напрягся.
– Я уже слышал эго слово, - тихо произнес он.
– Из уст умирающего негра, когда был маленьким. Что это означает?
В глазах старого негра появился страх.
– Что я сказал? Нет! Я ничего не говорил!
– Зувемби, - напомнил Бакнер.
– Зувемби, - машинально повторил старик. Глаза его опять затуманились.
– Зувемби - это те, что когда-то были женщинами. О них знают на Невольничьем Берегу. О них рокочут по ночам барабаны на холмах Гаити. Творцов зувемби почитает народ Дамбалы. Смерть тому, кто расскажет о них белому человеку! Это одна из самых заклятых тайн Бога-Змея.