Голубое стекло
Шрифт:
Я снова вышел на Почтовую, вернее — на Ногмова, и направился к речке.
Всё тот же высокий глинистый обрыв с крутым спуском ступеньками. Всё та же окатанная галька на берегу и сонно журчащая среди неё вода. Только мост новый — и
на другом месте. И на том берегу вместо низеньких белых домиков, прячущихся в садах, — трехэтажные здания.
— Это что — Вольный аул? — спросил я женщину, идущую по берегу к мосту.
— Да, Вольный аул.
Я спустился к самой воде. Становилось жарко. Пот заливал лицо. Сунул руку в карман за носовым платком — пальцы наткнулись на острое ребро стекла. А я-то думал, что оставил его на тумбочке в гостинице!
Я повертел стекло в пальцах и машинально поднёс к глазам, — на белой гальке против меня стояла моя тётя Лена. А рядом с ней худой и обожжённый, будто скрученный из старой медной проволоки, пританцовывал Владик Замуков в чёрных трусиках. Я опустил глаза. На мне тоже чёрные трусики, а у ног — серые мальчишеские штаны и голубая сатиновая рубашка.
— Постойте, успеете ещё в воду, — сказала тётя. — Ну-ка, Никола, подойди ко мне.
Я подошёл.
Она внимательно осмотрела меня со всех сторон и вздохнула:
— Хилый ты у меня какой-то растёшь. Бледный и узкогрудый. Надо бы подкрепить тебя немного.
Я вовсе не чувствовал себя хилым и узкогрудым и не хотел ничем подкрепляться. Мне достаточно было того, что во мне есть. Дрался я в школе довольно лихо. Бегал тоже неплохо. И бледным меня нельзя было назвать — нос и плечи у меня всё время шелушились и облезали от солнца. На тётины слова в тот день я не обратил никакого внимания.
И вот на столе за завтраком среди прочего — большая бутылка белого стекла, в которой слабо желтеет какая-то жидкость.
Я удивлённо смотрю на бутылку: раньше её на столе у нас никогда не было. Неужели тётя вместо сливочного масла решила перейти на подсолнечное?
— Это — рыбий жир, — говорит она. — Будешь пить eгo три месяца.
Мне всё равно. Рыбий, так рыбий. Никогда в жизни я его не пробовал. Но если надо, так надо.
Когда я был во втором классе, тётя тоже подкрепляла меня. Из порошка какао, мёда, свиного сала и ещё чего-то она сварила коричневую смесь и вылила её в двухлитровую банку. Когда смесь загустела, она стала похожа на мягкий душистый шоколад. Вкус у неё был потрясающий. Тётя давала мне её строго по порциям — три столовые ложки в день после еды. Я решил, что мне этого мало, и подсмотрел, куда она прятала банку. Однажды, оставшись дома один, я добрался до этой банки и устроил грандиозный пир — съел сразу ложек десять. Тётя не заметила. А я решил, что есть одному такую хорошую вещь — слишком большая роскошь. И через два дня, когда тётя ушла на суточное дежурство в больницу, я пригласил к себе всех мальчишек из нашего класса и одну девочку — Риту Скороходову. Я торжественно поставил банку на стол и раздал всем ложки. Нас было двенадцать человек, ложек на всех не хватило, поэтому некоторые ели с одной и той же ложки. Я ел с ложки Риты Скороходовой.
Банка опустела за несколько минут. Смесь всем очень понравилась, а Рита сказала, что попросит свою маму сделать такую же и тогда пригласит всех нас к себе.
После этого случая моя тётя больше такой вкусной штуки не варила, а сказала, что я — беспринципный человек.
И вот теперь — рыбий жир.
Тётя отрезала маленький кусочек чёрного хлеба, посолила его и протянула мне:
— Держи.
Потом откупорила бутылку налила густую жидкость в столовую ложку.
— Открой рот, — сказала она. — Хлебом заешь.
Когда я с усилием, давясь и пуская пузыри, проглотил наконец то, что тётя влила мне в рот, я сразу же понял, что рыбий жир не по мне. И что мне предстоят длительные мучения, потому что бутылка была большая.
Но с тех пор так и пошло: утром, в обед и вечером тётя Лена солила кусочек хлеба или клала на блюдечко дольку солёного огурца и доставала из кухонного стола бутылку. Она её не прятала так, как прятала когда-то шоколадную смесь.
Увидев бутылку, я сразу же закрывал глаза и отворачивался. Я не мог равнодушно смотреть, как рыбий жир переливается из горлышка в ложку. Дальнейшее происходило, как во сне. С жуткой гримасой я открывал рот, она вталкивала в него ложку, я судорожно глотал, заедал огурцом или хлебом, а потом долго сидел, медленно приходя в себя.
Три месяца!
Надо было вынести три месяца таких мучений!
Голова моя стала работать на предельной нагрузке. Я выдумывал тысячи способов, как избавиться от рыбьего жира, но ничего путного не придумывалось. Я даже решил было тайком от тётки вынести бутыль в огород и вылить этот паршивый жир в картошку. Но сразу же понял, что ничего не выиграю, а наоборот — проиграю. Тётя пойдёт в аптеку и купит другую бутылку. Полную! И мне придётся повторить всё с самого начала.
Я думал несколько дней, и, когда казалось, уже схожу от напряжения с ума, выход нашёлся.
Я выждал, когда тётя собралась на рынок, и, как только дверь за нею захлопнулась, бросился в кухню и вынул из стола злополучную бутыль. Жира в ней оставалось ещё много — больше, половины. Там же, в столе, я нашёл большую эмалированную кружку и вылил в неё противную жидкость. Потом поднял крышку погреба, на ощупь отыскал ведро, в котором у нас были солёные огурцы, и вытащил из него самый крупный огурец.
Огурец я разрезал на дольки. Долго сидел, подготавливая себя к тому, что сейчас произойдёт.
Наконец, закрыл глаза, поднёс кружку к губам и, давясь, задыхаясь и вздрагивая от отвращения, выпил всю кружку до конца. Быстро-быстро заел огурцом и сунул бутылку и кружку, в стол.
Когда стукнула входная дверь, я с просветлённым лицом бросился к тёте Лене.
— Всё, тётечка, всё! Мне больше не нужно пить рыбий жир! Я уже поправился!
— Что? — не понимая, спросила тётя.
— Я поправился! И не нужно пить этот противный жир по ложечке!
— Рыбий, жир? — переспросила тётя. — Что ты с ним сделал?
— Я его весь выпил. Сразу. Это лучше, чем постепенно!
Только сейчас до тётки дошло. Она открыла стол, увидела пустую бутылку и испуганно всплеснула руками:
— Господи, что с тобой теперь будет?!
В школу я не ходил три дня.
Расстройство желудка было настолько сильным, что я пожелтел, ослаб и при ходьбе меня шатало.
Но вторую бутылку тётя уже не купила.
А через несколько дней Татьяна Михайловна сказала, что в школе организован драмкружок и нашему классу поручили поставить пьесу по сказке Пушкина «О попе и о работнике его Балде».