Голубой горизонт
Шрифт:
– Ты меня не удержишь.
Он смотрел на нее снизу, и в его глазах не было страха.
Это глубоко тронуло ее.
– Позволь мне попробовать, – взмолилась она.
– Нет, – ответил он. – Упадет один из нас, а не оба.
– Пожалуйста, – прошептала она. Край одеяния Мансура с резким треском начал рваться. – Я не перенесу, если ты умрешь из-за меня!
– Оно того стоило, – негромко ответил он, и Верити почувствовала, что у нее разрывается сердце. Она всхлипнула и оглянулась. И тут в ней вновь ожила надежда. Отодвинувшись от края, девушка прочно втиснулась в расселину в камне. Схватила в охапку свои густые длинные
– Хватайся за волосы, – крикнула Верити. Мансур повернул голову и посмотрел на нее снизу вверх; ее волосы легко коснулись его лица.
– У тебя есть опора? Сможешь удержать меня?
– Да, я закрепилась в расселине.
Она пыталась говорить уверенно, но подумала: «Если сорвусь, мы упадем вместе».
Мансур обернул ее волосы вокруг запястья, и в это мгновение край его одеяния с треском разорвался окончательно. Ей едва хватило времени упереться, прежде чем вся тяжесть его тела, рванув за косу, едва не оглушила ее. Голову Верити дернуло вперед, и она ударилась щекой о камень с такой силой, что лязгнули зубы. Верити чувствовала, как трещат шейные позвонки, словно ее подвесили на виселице.
Мансур провисел на ее волосах лишь несколько мгновений, которые позволили ему сориентироваться. Потом, перебирая руками, быстро, как матрос по снастям на мачту, начал подниматься на вершину. Верити невольно закричала: ей показалось, что с нее вместе с волосами срывают скальп. Но тут Мансур протиснулся мимо нее, нашел опору в камне и выбрался из пропасти.
Он мгновенно повернулся, схватил Верити на руки и оттащил от края пропасти. Прижал ее лицо к своей груди, а сам лицом прижался к ее голове, понимая, как девушке больно. Она лежала у него в объятиях и горько плакала. Он баюкал ее, как ребенка, и что-то неразборчиво бормотал – утешал и благодарил. Немного погодя Верити пошевелилась, и он подумал, что она хочет уйти из его объятий, и разжал руки, выпуская ее, но она обхватила его за шею. Прижалась к его груди, и их тела в пропитанной потом одежде словно растаяли, слились, как воск. Всхлипывания стихли, и она, не отодвигаясь, подняла лицо и посмотрела Мансуру в глаза.
– Ты спас мне жизнь, – прошептала Верити.
– А ты мне, – ответил он.
Слезы все еще текли по ее лицу, губы дрожали. Мансур поцеловал ее, и губы Верити раскрылись без сопротивления. Слезы ее оказались солеными, а у рта был вкус ароматных трав. Ее волосы рассыпались, окружив их, словно шатром. Поцелуй вышел долгий и кончился, только когда им пришлось оторваться друг от друга, чтобы перевести дух.
– Ты не араб, – прошептала она. – Ты англичанин.
– Ты меня раскусила, – ответил он, и они опять поцеловались.
Когда они оторвались друг от друга, Верити сказала:
– Но я не понимаю. Кто ты?
– Расскажу, – пообещал он, – но позже.
Он снова поискал ее губы, и она с готовностью откликнулась на его поцелуй.
Немного погодя она положила руки ему на плечи и мягко оттолкнула.
– Пожалуйста, Мансур, мы должны это прекратить. Иначе случится что-нибудь такое, что все испортит еще до начала.
– Да, но все уже началось, Верити.
– Знаю, – сказала она.
– Началось, когда я впервые увидел тебя на палубе «Арктура».
– Знаю, – снова
– Они идут.
Она показала на долину, по которой к ним галопом скакали всадники.
Возвращаясь в Искандерабад, аль-Салил и сэр Гай слушали рассказ Верити о едва не случившейся трагедии. Когда аль-Салил попросил у Мансура изложить его версию происшедшего, тот, естественно, ответил по-арабски, и Верити не сказала, что он владеет английским. Она переводила отцу его слова о ее смелости и изобретательности и не могла пропустить никаких преувеличений, потому что теперь знала: Мансур понимает каждое слово.
В конце ее рассказа сэр Гай сдержанно улыбнулся и кивнул Мансуру.
– Пожалуйста, скажи ему, что мы у него в долгу. – Но тут же его лицо стало мрачным. – Это ты виновата. Тебе не следовало оставаться одной в его обществе, девочка. Больше этого не случится.
И Мансур снова увидел страх в ее глазах.
Солнце село и было почти темно, когда они добрались до лагеря. Верити обнаружила, что ее шатер освещен лампами, фитили которых плавали в ароматном масле; ее одежду, доставленную с корабля, распаковали. Ей прислуживали три девушки. Когда она приготовилась к купанию, они стали из кувшинов поливать ее теплой ароматной водой, хихикая и восхищаясь белизной и красотой ее обнаженного тела.
Ужин подавали при свете звезд, и пустынный воздух стал прохладным. Все сидели на подушках скрестив ноги; негромко играли музыканты. После еды слуги подали калифу и сэру Гаю кальяны. Калиф взял кальян, а сэр Гай отказался. Он закурил длинную черную сигару, которую взял из золотой коробочки, поданной Верити. Она вежливо предложила сигару Мансуру.
– Спасибо, миледи, но мне никогда не нравился табак.
– Я с вами согласна. Мне этот запах всегда кажется крайне неприятным.
Она невольно понизила голос, хотя ее отец не понимал по-арабски.
Теперь Мансур был уверен, что она боится отца. И не только потому, что сэр Гай человек суровый и непреклонный, способный испугать кого угодно. Мансур понял, что ему придется быть очень осторожным, чтобы вызнать, что у него на уме. И когда он снова заговорил, то тоже тихо:
– В конце этой улицы – древний храм Афродиты. Луна восходит незадолго до полуночи. Хотя храм посвящен языческой богине, в лунном свете он прекрасен.
Верити никак не отозвалась на его слова: можно было подумать, что она их не расслышала. Она повернулась, чтобы перевести аль-Салилу слова сэра Гая: их отцы продолжали оживленно беседовать. Они обсуждали размеры благодарности калифа сэру Гаю за вмешательство компании и британского правительства.
– Как калиф может выказать свою благодарность? – спросил аль-Салил.
Сэр Гай деликатно намекнул, что его вполне устроят пять лакхов золотых рупий единовременно и еще один лакх ежегодно.
Калиф начинал понимать, как его брат сумел нажить такое состояние. Чтобы перевезти столько золота, потребуются два запряженных быками фургона. В сокровищнице Маската нет и десятой части такого количества, но он не сообщил сэру Гаю об этом. Напротив, сменил тему.
– Мы сможем поговорить об этом позже, ведь я надеюсь наслаждаться вашим обществом много дней. Но если завтра мы снова хотим встать до восхода солнца, следует отправиться в постель. Да посетят вас приятные сны.